Чертовски грязная работа. Так-так, Флэшмен, позвольте пожелать вам удачи. Всего доброго, сэр.
И удача улыбнулась мне, хотя и по чистой случайности. Я по-прежнему держал в руке пику, на шесть футов возвышающуюся над моей головой, и несколько капель собачьей крови стекли мне на руку. Выругавшись, я повернулся к Икбалу, молча ждавшему позади, и произнес:
— Однако, Флэшмен, — говорит Кроуфорд. — Как давно вы в Индии? Три недели, говорите? Но вы же знаете их язык, будь я проклят!
— Буквально пару слов, сэр.
— Не заговаривайте мне зубы, сэр: пару слов я уже слышал. Это больше, чем я выучил за тридцать лет. Не так ли, Беннет? Слишком много всяких «хрум-брум» для меня. Но это чертовски удивительно, юноша. И как вам это удалось?
Я рассказывал ему о моих способностях к языкам, а он качал лысой головой и приговаривал, что никогда не слышал ничего подобного.
— Прирожденный лингвист и прирожденный копейщик, черт побери! Редкое сочетание. Слишком хорошо для кавалеристов Компании, которые и на лошади-то сидят, как мешок с мукой. Знаете что, юный Флэшмен, по утрам я не могу думать. Приходите ко мне сегодня вечером, и мы продолжим наш разговор. Слышите? А, Беннет?
И он ушел, но вечером я был у него, облаченный в свои великолепные вишневые лосины. Генерал посмотрел на меня и воскликнул:
— Бог мой, Эмили Иден не должна это пропустить! Она мне никогда не простит!
К моему удивлению, тем самым он хотел сказать, что я должен отправиться с ним во дворец к генерал-губернатору, куда его пригласили на обед. Я, разумеется, пошел с ним, и имел удовольствие попить лимонаду с их превосходительствами на просторной мраморной веранде. Там собралось блестящее общество, настоящий маленький двор, и за три секунды я увидел больше великолепия, чем за три недели в Калькутте. Все было замечательно, вот только Кроуфорд едва не испортил все, рассказывая лорду Окленду про мою дуэль с Бернье, в ходе чего лорд и леди Эмили, его сестра, едва не впали в ступор — они представляли собой весьма ханжескую пару, надо полагать, — но тут я прямиком заявил Кроуфорду, что моим искренним желанием было избежать дуэли, но я был вынужден участвовать в ней. При этих словах Окленд одобрительно кивнул, а когда выяснилось, что мне пришлось учиться в школе Рагби у Арнольда, старый ублюдок сделался чрезвычайно внимателен ко мне. Леди Эмили зашла даже еще дальше (благослови Господь вишневые панталоны) — узнав, что мне только девятнадцать, она горестно покачала головой и забормотала что-то о здоровых молодых побегах на древе империи.
Она поинтересовалась моей семьей и, услышав, что у меня осталась в Англии жена, заявила:
— Они слишком молоды, чтобы их разлучать. Как жестока служба.
На это ее братец сухо заметил, что ничто не мешает офицеру брать жену с собой в Индию, я же в оправдание залепетал что-то о желании заработать рыцарские шпоры и тому подобную чушь, весьма порадовавшую леди Э. Лорд заявил, что огромное количество молодых офицеров ухитряются как-то обходится без общества своих жен. Кроуфорд при этом громко фыркнул, но леди Э. уже твердо была на моей стороне. Отвернувшись от них, она поинтересовалась, где я разместился.
Я рассказал ей, и поскольку у меня создалось ощущение, что грамотно разыграв партию, получу с ее помощью возможность устроиться более уютно — в уме у меня уже брезжила должность адъютанта генерал-губернатора — дал понять, что служба Компании меня не слишком прельщает.
— Не стоит осуждать его за это, — сказал Кроуфорд. — Парень сущий поляк в седле, не так ли, Флэшмен? Да еще говорит на хинди. Только послушайте.
— Неужели? — восклицает Окленд. — Это свидетельствует о вашем большом прилежании, мистер Флэшмен. Но не исключено, что за это следует поблагодарить доктора Арнольда.
— Ну почему вы стараетесь принизить заслуги мистера Флэшмена? — вступает леди Э. — Я это нахожу весьма необычным. Полагаю, он заслуживает того, чтобы его талант использовался более рационально. Разве вы не согласны, генерал?
— Держусь такой же точки зрения, мадам, — говорит Кроуфорд. — Вы бы только его послушали. «Эй, риссалдар, — сказал он, — ума-тири-тилди-о-каро» — и парень понял каждое слово!
Теперь вы можете себе представить, какой судьбоносный был для меня этот день: еще утром я был простым младшим офицером, а сейчас выслушивал комплименты в свой адрес от генерал-губернатора, генерала и первой леди Индии (пусть даже глупой старой карги). Ты сорвал банк, Флэши, подумал я, и вот награда для тебя. Следующие слова Окленда подтверждали, судя по всему, обоснованность моих чаяний.
— Почему бы в таком случае не подыскать для него что-нибудь более подходящее, — спрашивает он у Кроуфорда. — Буквально вчера генерал Эльфинстон сетовал, как не хватает ему хотя бы нескольких хороших посыльных.
Что ж, это не предел мечтаний, но стать посыльным генерала — для начала уже не плохо.
— Проклятье, — отвечает Кроуфорд, — вы чертовски правы. Что скажете, Флэшмен? Курьер командующего армией, а? Получше, чем болтаться тут в Компании на задворках, разве не так?
Я, естественно, заявил, что почту за честь, и принялся благодарить, но он оборвал меня.
— Вы будете еще более благодарны, когда узнаете, куда вас заведет служба у Эльфинстона, — ухмыляясь, говорит Кроуфорд. — Богом клянусь, хотел бы я быть вашего возраста и оказаться сейчас на вашем месте. Это, конечно, армия Компании, и чертовски хорошая при том, но любому молодому офицеру, и вам в том числе, потребовалось бы несколько лет службы, что бы попасть в ее ряды.
Я был весь нетерпение, а леди Э. и улыбалась и вздыхала одновременно.
— Бедный мальчик, — сказала она. — Ну не томите же его.
— Ну хорошо, тем более что завтра все и так станет известно, — продолжает Кроуфорд. — Вы, Флэшмен, естественно, не встречались с Эльфинстоном — командиром Бенаресской дивизии, по крайней мере пока. Скоро ему предстоит увести свою армию за Инд. И можете себе представить, куда?
Звучало заманчиво, и я крякнул от избытка энтузиазма.
— Ах вы, счастливец, — весь светясь, говорит Кроуфорд. — Сколько отчаянных рубак отдали бы правую ногу за право служить у него? В том самом месте, где бравому улану легче всего заработать рыцарские шпоры, клянусь Богом!
Мерзкий холодок плохого предчувствия пробежал у меня по спине, и я поинтересовался, где же находится такое место.
— Это Кабул, разумеется, — отвечает он. — Где же еще, как не в Афганистане?
Старый идиот был уверен, что меня должна обрадовать эта новость, и я, конечно, делал вид, что так и есть. Думаю, любой офицер в Индии запрыгал бы от радости, изо всех сил стараясь выглядеть счастливым и исполненным благодарности, но я на самом деле был так зол, что будь моя воля, прибил бы этого дурака прямо на месте. Я был уверен, что все идет хорошо, что мое неожиданное знакомство позволит мне обеспечить свое положение, а вместо этого оказался в самой горячей и опасной точке мира, если верить тому, что о ней говорят. В то время в Калькутте только и было разговоров, что про Афганистан и кабульскую экспедицию, и большая часть этой болтовни посвящалась варварству туземцев и негостеприимному климату страны. Может, все еще обойдется, говорил я себе, и меня оставят в Бенаресе; но нет, и, склонившись перед леди Эмили, я чувствовал, как в горле у меня застыл ком.
Немного подумав, я снова радостно улыбнулся и выразил мнение, что у генерала Эльфинстона наверняка есть собственные соображения по выбору адъютанта, может, у него на примете имеются более достойные кандидатуры…
Кроуфорд только отмахнулся: он-де уверен, что Эльфинстон будет счастлив заполучить парня, знающего язык и управляющегося с пикой как казак, а леди Эмили не сомневалась, что генерал найдет место для меня. Так что выхода не оставалось: мне приходилось принять предложение и изображать при этом радость.
Той ночью я задал Фетнаб самую большую трепку за всю ее мармеладную жизнь и разбил горшок о
