равно наталкивались на вопрос без ответа.
Эллери проснулся, обнаружив, что ему удалось ненадолго уснуть. Небо над Райтсвиллом потемнело, а в нижней долине подпрыгивали огоньки, похожие на кукурузные хлопья. Когда он повернулся на оттоманке, то увидел свет в окнах центрального особняка.
Он себя неважно чувствовал. Там, в особняке, за столом собрались Ван Хорны с их тугим клубком страхов, противоречий и страстей, а здесь, в коттедже, лежал конверт с его тяжелым грузом. Нет, он себя неважно чувствовал.
Эллери поднялся с оттоманки и со вздохом включил настольную лампу. Огромная площадь стола внушила ему отвращение.
Но когда он приступил к работе, то есть снял крышку пишущей машинки, размял пальцы, почесал подбородок, подергал ухо и выполнил все остальные ритуальные жесты, предписанные его ремеслом, то обнаружил, что написание романа, с его mirabile dictu,[9] доставит ему удовольствие.
Эллери понял, что им сейчас овладело редчайшее явление в жизни любого автора — писательское настроение. Его мозг как будто смазали маслом, а пальцы обрели легкость.
Машинка запрыгала, затрещала и понеслась.
В какой-то момент, когда он потерял счет времени, послышалось гулкое жужжание. Но он оставил его без внимания и лишь заметил, что вскоре оно прекратилось. Несомненно, что преданная Лаура неоднократно звонила ему из центрального особняка. Обед? Нет, нет, ему не до обеда.
И он продолжил работу.
— Мистер Квин.
Голос прозвучал настойчиво, и Эллери наконец сообразил, что кто-то уже раза два или три повторял его имя. Он огляделся по сторонам.
Дверь была распахнута, и на пороге стоял Дидрих Ван Хорн.
В сознании что-то вспыхнуло, осветив события минувшего дня: поездку на север, леса, озеро, рассказ о тайной связи и шантажисте, конверт в его кармане.
— Я могу войти?
«Неужели что-то случилось? И Дидрих узнал?» Эллери неловко поднялся с вращающегося кресла и улыбнулся хозяину дома:
— Прошу вас.
— Как вам спалось сегодня на новом месте?
— Я спал как убитый.
Отец Говарда с каким-то подчеркнутым жестом захлопнул дверь. Эллери заметил это и встревожился. Но Дидрих повернулся к нему и тоже улыбнулся:
— Я стучал вам две минуты и звал вас несколько раз, но вы меня не слышали.
— Извините меня. Садитесь, пожалуйста.
— Я оторвал вас от работы.
— За что я вам чрезвычайно благодарен, поверьте мне.
Дидрих засмеялся:
— Я часто удивляюсь, как это вам, писателям, удается целыми часами просиживать задницу в поисках нужных слов. Я бы не выдержал и рехнулся.
— А который теперь час, мистер Ван Хорн?
— Уже более одиннадцати вечера.
— Боже мой.
— А вы даже не пообедали. Лаура чуть не плакала. Она собиралась позвонить вам по внутреннему телефону и сообщить, что брала все ваши книги в городской библиотеке. Мы поймали ее, как раз когда она набирала ваш номер. Я и не знал, что Лаура на них помешана. В конце концов она решила вас не беспокоить.
Дидрих нервничал. Он нервничал и был расстроен. Эллери это не понравилось.
— Садитесь, садитесь, мистер Ван Хорн.
— Вы уверены, что я не…
— Я как раз хотел немного передохнуть.
— А я чувствую себя как последний дурак, — признался великан, опустившись в большое кресло. — Сам запретил всем являться к вам без особого повода — и вдруг… — Он прервал себя, а потом отрывисто произнес: — Видите ли, мистер Квин, я должен с вами кое о чем поговорить.
«Ну, вот оно».
— Сегодня утром я уехал в офис, когда вы еще спали. Мне бы следовало сказать вам об этом перед уходом, если бы… А после я позвонил, но Эйлин передала мне, что вы, Салли и Говард отправились на пикник. И вечером я тоже боялся вам помешать. — Он достал носовой платок и протер лицо. — Но я не смогу лечь спать, не побеседовав с вами.
— А что стряслось, мистер Ван Хорн? В чем дело?
— Три месяца назад нас ограбили.
Эллери всеми силами души мечтал очутиться в своей квартире на Восемьдесят седьмой улице, где слово «адюльтер» было лишь понятием в словаре, а милые люди с их тайнами и запутанными взаимоотношениями превращались в персонажей рукописей и не покидали его кабинет.
— Ограбили? — удивленно переспросил Эллери. Во всяком случае, он надеялся, что его вопрос прозвучал с должным изумлением.
— Да. Какой-то мелкий воришка проник в спальню моей жены и похитил ее шкатулку с драгоценностями.
Лицо Дидриха покрылось каплями пота. «Вот роскошь, которую он смог себе позволить, — решил Эллери. — Он считает, что я ни о чем не знаю, и ему трудно об этом говорить».
— Невероятно. И вам вернули шкатулку?
«Чисто сработано, мистер Квин. И если я сумею проконтролировать свое выражение лица — растерянность, несколько капелек пота на лбу и щеках…»
— Шкатулку? А, вы о драгоценностях. Да, драгоценности Салли смогли отыскать — по одной-другой вещице в разных ломбардах на востоке страны, ну а шкатулка, конечно, пропала. Наверное, ее выбросили. Сама по себе она ценности не представляла. Салли купила ее где-то еще в школьные годы. Не в этом дело, мистер Квин.
Дидрих снова вытер лицо.
— Что же! — Эллери закурил сигарету и выбросил погасшую спичку в камин. — Я всегда с наслаждением слушаю подобные истории о кражах, мистер Ван Хорн. Никакого вреда они вам не причинили и…
— Но вора так и не нашли, мистер Квин.
— Неужели?
— Нет. — Дидрих стиснул огромные руки. — Полицейским не удалось поймать этого малого. Они даже не выяснили, как он выглядел.
«Не важно, что он мне дальше скажет», — весело подумал Эллери. И уселся во вращающееся кресло, ощутив, как улучшилось его настроение.
— Иногда бывает и так. Вы говорите, что вас ограбили три месяца назад, мистер Ван Хорн? Мне известны случаи, когда воров ловили десять лет спустя.
— Есть и еще кое-что. — Великан разжал руки и опять сжал их. — Прошлой ночью…
«Прошлой ночью?»
У Эллери пробежали мурашки по спине.
— Прошлой ночью нас снова обокрали.
— В самом деле? Но утром я не слышал об этом ни слова.
— А я никому не говорил, мистер Квин. «Рассредоточься. Но только не торопись».
— Мне жаль, что вы не сообщили мне сегодня утром, мистер Ван Хорн. Вы могли бы меня разбудить.
