корову и щипать травку.
Вдруг перед носом Редькина возникла белая утка она ковырялась в земле и никуда не торопилась.
— Сид,- сказал Коля,- вы любите жареных уток?
— Жестокий мальчик,- прошептал Сид,- он хочет убить меня…
— Я хочу накормить вас,- рассмеялся Редькин и вел шар на посадку.
Приземлившись, экипаж «Искателя» бросился к утке с истошным кряканьем она понеслась прочь. Утка бежала некрасиво, точно марафонец, надевший ласты. Воздухоплаватели мчались резво, но схватить жар- птицу не удав лось. Сид безнадежно отстал и, упав на траву, ждал, когда откроется второе дыхание. И только Коля продолжал погоню.
Наконец, утка начала сдавать, и тогда Редькин мощным спуртом приблизился к ней и в великолепном вратарском прыжке настиг птицу. Утка яростно била крыльями по его лицу, но, взглянув Коле в глаза, прекратила сопротивление.
Появился Джейрано, прилетел Леро. Толстяк поцеловал утку, поднял ее над головой и начал вальсировать круг Коли со счастливым смехом.
— Эй, балерун!-раздраженно крикнул Леро.- обратите внимание на ногу вашей партнерши!
На утиной лапке сверкало золотое колечко, на котором было выгравировано: «Имущество Барракудо. Употреблять строго запрещается».
Изумленные воздухоплаватели тщательно осмотрел имущество неизвестного Барракудо, но других объявлений не обнаружили.
В это время послышалось гудение мотора, и они увидели самолет. Он летел далеко в стороне, и за ним тянулся шлейф листовок. Бумажки кувыркались и медленно опускались на землю, точно конфетти. Леро, посланный за листовкой, взлетел, оскорбил словом молодого птеродактиля, пытавшегося затеять драку, и вернулся с добычей, пахнущей типографской краской.
'Граждане великой Кошмарии! — прочли воздухоплаватели.- Мои дорогие дети! Ваш усталый папа Барракудо страдает и тоскует. Уже три дня отсутствует его любимая Белая Утка. Это мешает ему заботиться о вас. С болью в сердце вынужден расстрелять сегодня в нашей славной столице Вальядоле сто заложников. И так будет каждый день, пока не найдется Белая Утка. Тот, кто найдет ее, получит десять тысяч люриков. Спешите, дети мои. У меня очень скверное настроение.
Ваш любимый диктатор папа Барракудо'.
— Вот и пообедали,- Коля почесал затылок,- придется вернуть утку.
— Вернуть? — рассеянно спросил Сид.
— Ну конечно,- Коля был удивлен вопросом,- иначе погибнут заложники…
— Не отдам! — крикнул Джейрано, прижимая птицу к груди.- Не отдам. Утка общая. Я тоже бежал за ней. У меня шишка голода…
Коля, ни слова не говоря, повернулся и зашагал к «Искателю».
— Святая мадонна,- простонал Сид,- зачем я связался с этим героическим мальчиком. Он доконает меня своим человеколюбием…
Джейрано, волоча утку, поплелся за Колей.
Они поднялись в небо и полетели в том направлении, где скрылся самолет. Минут через пятнадцать на горизонте показался город. Это и был Вальядол, столица Кошмарии.
На всякий случай Коля посадил «Искатель» в нескольких километрах от города, на уютной лужайке.
— Хотите пообедать у папы Барракудо? — спpocил Редькин, насмешливо глядя на Котлетоглотателя.
— О нет, мой маленький герой,-Сид покачал головой,- лучше я поголодаю. Идите сами, и пусть нимб великомученика освещает вам дорогу. А я, простой смертный, слабый и бесхребетный, лучше посплю. Я боюсь диктаторов.
— Спите, Сид Джейрано,-Коля покраснел от злости как будто он не боится диктатора! — Отдыхайте, набирайтёсь сил. Вам ведь скоро опять глотать баранов, лопать 6ыков и пить ведрами кофе. Спите! А ты, Леро, отгоняй от спящего мух…
— Еще чего! — фыркнул попугай.
— Леро,- строго сказал Редькин.- За шар и за столь беззащитного дядю отвечаешь!
Он замотал утку в старый свитер Эдисона Назарович! и отправился освобождать заложников.
Был полдень, когда Коля вошел в Вальядол. Город плавился в зное и казался вымершим. Только тощие беж родные псы понуро стояли в тени, свесив розовые языки до земли. Кривые переулки, застроенные халупками из фанеры и жести, как грязные ручьи, впадали в главную и единственную улицу Цвай Карамболь. На этой улице находились лавки, почта, кинотеатр и кафе с фирменным блюдо «Печень покошмарному».
Цвай Карамболь упиралась в огромную площадь, на которой возвышался Дворец. |
Обливаясь потом, Коля добрел до дворцовых ворот чугунными львами по бокам. У ворот, на табуретке, сидел под зонтом сонный часовой в темных очках, шляпе, зеле ной сорочке и в шортах. Он чистил пилочкой ногти рядом с ним, на асфальте, стоял телефон и валялся автомат, похожий на отбойный молоток.
— Я насчет Утки,- сказал Коля и, развернув свитер показал птицу, которая тут же закрякала.
Часовой замер, затем схватил телефон и начал бешено набирать номер.
— Докладывает оборотень Чистоплюй! в трубку.- Прилетела Уточка!
Завыла сирена, ворота открылись, и выбежали два долговязых парня в точно такой же форме, что и чистоплюй. Из этого Редькин сделал вывод, что они тоже оборотни. Парни встали по бокам у Коли и повели его во двор Они долго шли по роскошным залам, поднимались и опускались по мраморным лестницам, кружили по темным лабиринтам коридоров, пока не остановились у массива дверей с табличкой «Тихо! Барракудо думает».
Один из сопровождающих открыл дверь и кивком пригласил Колю войти. Редькин шагнул, дверь бесшумно закрылась, и он остался в темноте, ослепший после яркого солнца. Узкая полоска света пробивалась из-за гофрированных штор.
Постояв несколько секунд, он начал двигаться на ощупь. Так беспомощно тыкается во тьме зала опоздавший к началу сеанса, натыкаясь на зрителей, пока чья-то решительная рука не пригвоздит его к пустому креслу. И когда глаза привыкли к сумраку, Коля начал осматриваться. Вдруг позади его раздался всплеск. Он обернулся и похолодел.
Щуплый человечек в длинной белой рубахе сидел на тахте и скалил зубы. Ноги его были опущены в таз с кипятком. Длинные обезьяньи руки касались пола. Из клубов пара проступали голый череп и морщинистое лицо с фарфоровыми, не мигающими глазками.
Что и говорить, зрелище было жутковатое, но Редькину удалось справиться с волнением. Он вынул из свитера птицу и протянул ее диктатору:
— Ваша Утка?
— Моя,-отозвался диктатор, пощупав кольцо.- Где взял?
— А прямо на дороге,- затараторил Коля — Иду себе, а она навстречу, и глаза такие умные-умные, и видно, хочет что-то сказать, я сразу понял, утка непростая, и тогда…
— Стоп! — прервал Барракудо.- Коротко о себе!
Коля опустил голову, не по-детски вздохнул и, печально глядя на диктатора, сказал:
— Зовут меня Робин. Фамилия Бобин. Мать умерла рано, я ее не помню. Говорят, она была леди. Отец — aнглийский боцман. С пяти лет я стал плавать с ним. Образование — среднее, незаконченное. Отец много пил и бил меня почем зря. Я не выдержал и во время стоянки в Гонконге сбежал. И вот брожу по свету в поисках дедушки по маминой линии…
Редькину удалось выдавить слезу, так нужную в этот момент. Слеза упала в таз, где парились конечности диктатора, звонко булькнула, и в месте ее падения выпрыгну, восклицательный знак.
Барракудо поморщился:
— Ужасно ноют ноги. Должно быть, задует сирокко,-Он хлопнул в ладоши, и появился оборотень.- Заложников отпустить. Расстреляем в следующий раз. Приготовить другу Робину комплексный обед No 3.
