консульство цело, то они получат необходимую информацию.
Эльза смотрела, как вездеход переваливает через пригорок и скрывается среди скелетов зданий. Даже когда он совсем исчез и стало очень тихо, она продолжала стоять у входа в подземелье и смотреть в ту сторону.
Ей еще никогда не приходилось оставаться здесь одной. Совсем одной. Нет, бывало, конечно, что она оставалась одна на станции, если дежурила по кухне или накапливалось много камеральной работы. Но это было иначе. Она была дома. Она могла закрыть за собой дверь и, если нужно, связаться с Тимофеем. А тут еще так глупо получилось: все были одеты по-домашнему, никто не надел рацию – браслеты тяжелые, граммов по двести – кто их будет носить дома? А когда бежали со станции, попросту забыли о них. Некогда было думать…
Когда вездеход отъехал далеко, мир разрушенного города, испуганный вторжением людей, стал постепенно оживать, будто не хотел замечать, что Эльза осталась здесь.
По мостовой, изрытой дождями и ветрами, среди травы, пробивающейся между плит, пробежали вереницей серые зверьки – целая семейка, мал мала меньше, летучие крысы тяжело поднимались из-за огрызков стены, наступало их время – сумерки, они беззвучно кружили над Эльзой, словно разминаясь после дневного сна. На обвалившейся каменной башне возник силуэт волка, и Эльза вздрогнула, отступила в тень входа в туннель.
Но этот короткий страх, хоть и быстро миновал, родил в Эльзе настороженность, осознание того, что ее некому защищать и что она должна стать такой же осторожной и тихой в движениях, как остальные обитатели города.
Самое разумное было заняться делом – готовить ужин к возвращению археологов и забыть, что те поехали к врагам. Именно к врагам, а это означало, что есть люди, которые могли избивать милейшего и нервного Фотия ван Куна, которым нужны какие-то арсеналы или сокровища… Можно провести всю жизнь на раскопках, вскрыть множество погребений или раскопать несколько умерших городов, но так и не осознать, что эти предметы могут иметь какую-то иную, кроме научной, ценность. Даже видя их в музее, под стеклом, мягко освещенные, на бархате, вспоминаешь лишь хмельное чувство удачи, которое пронзает, если вдруг из серой спекшейся земли, из черных прогнивших стволов, из каменного крошева блеснет точкой обещание чуда, камень или обломок металла, появится горлышко амфоры или стеклянного сосуда…
Археология, выйдя в космос, неизбежно изменилась. Если на Земле ее объектом был древний мир, ну в крайнем случае Средневековье, то космоархеологам пришлось столкнуться с иными площадками. Раскапывали не только древности на обитаемых планетах, хоть это и оставалось основной работой, но и следы цивилизаций, достигших достаточно больших высот технологического развития, столицы государств, погибших в войнах, когда в братских могилах находили пулеметы. Еще удивительнее было раскопать жалкие и величественные останки музея, в которых когда-то другие археологи, столетия назад, свозили, тщательно реставрировали и выставляли под стеклом на бархате при мягком освещении сокровища их древнего мира.
Археология, хоть и с некоторым запозданием, обзавелась техникой и приборами, которые позволяли ускорить поиск и сам процесс раскопок и датировки. Даже небольшая экспедиция имела локаторы на дерево, металл, кость и камень с проникающей способностью до тридцати метров. Были в экспедиции и два археоробота – машины, приученные работать не только лопатой, но и кистью, конечности которых не повредили бы и пушинку и в обширном чреве которых таились консервационные лаборатории. Цены этим роботам не было. Один из них, Гермес, был испытан, надежен, но стар и ленив, а второй – Ксилофат, чудо современной техники, страшно капризен. Эльза не знала, что Гермес лежит поверженный и разбитый камнями, которые метали в него горцы, а чудо современной техники валяется под обрывом в ложе пересохшего ручья.
Небо, которое вначале показалось Эльзе таким красивым, постепенно темнело и теряло краски заката. Из-за развалин потянуло сырым холодком. Эльза мысленно ехала вместе с мужем. Сейчас они уже у станции. Они осторожны, они должны быть крайне осторожны, у них ведь всего один пистолет. Что же они будут делать – штурмовать корабль? А если их заметят и пристрелят? Мысль эта была неожиданна и даже для нее самой прозвучала дико.
Эльза поежилась и отмахнулась от летучей крысы, которая пролетела так близко, что от ветерка шевельнулись волосы на голове. В городе могли таиться неизвестные твари – археологи почти никогда не выходили в темноте и мало знали ночную планету. Эльза решила вернуться в подземелье, зажечь фонарь, там все же стены, спокойнее.
Эльза вошла в широкий туннель, повернула направо, миновала открытые двери. Здесь у стены они и сложили добро, взятое со станции. Здесь лежала коробка с документами раскопок, аптечка, неприкосновенный запас еды, канистра с водой, два одеяла, фонарь.
Эльза ощупью нашла сваленные вещи, нащупала фонарь, зажгла его. Туннель уходил дальше, полого углубляясь вниз. Так были устроены здесь все подземные убежища.
Просто так сидеть было тяжко. Сразу начинаешь мысленно следовать за вездеходом и воображать, а воображение пугает. Все как в дурном сне, и все время ждешь – скоро ли можно проснуться. И не просыпаешься.
Эльза поднялась и решила пройти в глубь подземелья. И тут она услышала далекий человеческий плач.
– Нас не было два часа, – сказал Тимофей Браун, когда вездеход выбрался на дорогу и покатил к станции. – Как там Эльза?
– Странно, – подумал вслух Львин. – В масштабах Галактики, в масштабах нашего времени это такой маленький эпизодик, что о нем даже в новостях сообщать неинтересно. Какой-то князек с какой-то отдаленной планеты захватил корабль, чтобы поживиться сокровищами, которыми якобы владеет какая-то маленькая археологическая экспедиция. Через три дня прилетел патрульный крейсер, и этого князька связали… Вот и все.
– Ты не прав, – сказал Браун. – Они уже убили нескольких человек и готовы убивать еще. А если им удастся в самом деле заполучить современное оружие, они убьют много людей. И это будет уже не мелкий случай и не отдельный эпизод. Мы сейчас единственная плотина между маленькими преступниками и большим преступлением.
– Но он же должен понимать, что в этом нет смысла! – возразил Львин. – Это дело дней. Никто ему не позволит…
– А что, если к тому времени, когда ему не позволят, мы уже будем мертвыми? И другие люди погибнут. Со стороны все это мелкий эпизод. А для нас это и есть жизнь. Так что нам придется и дальше принимать решения, к которым мы не готовы.
Львин прибавил скорость, вездеход покатил по улице. Скоро подземелье. Дорога была ярко освещена Пэ-У, сверкавшей в небе. Выбоины казались черными пропастями, сверху экзотическими занавесями свисали метровые тонкие листья.
Вездеход мягко перевалил через груду камней и оказался в широком туннеле, ведущем в подземелье.
Браун помигал прожектором. Выключил двигатель. Откинул люк. Было очень тихо.
– Эльза, – позвал он.
Только отдаленное эхо откликнулось на голос. Браун выскочил из вездехода и пошел вперед. Львин сказал:
– Мы посмотрим снаружи.
– Только осторожнее, – сказал Браун. – Там волки.
Через несколько шагов он миновал сложенные у стены вещи. Видно было, что Эльза распаковала их, собиралась готовить ужин. Но что-то ее отвлекло.
Браун, стараясь ступать тихо, пошел дальше, в глубь туннеля.
В то время как ночь в мертвом городе на Ар-А начала клониться к рассвету, «Вациус», первый из кораблей гражданского флота, спешивший к Пэ-У, приблизился настолько, что его сигналы уловила несильная планетарная станция связи в консульстве Галактического центра.
Консул Ольсен только что заснул. Он спал у себя в кабинете, не раздеваясь, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.
