полицейское, интенсекьюровское, любое; что они просматривают эти материалы прямо сейчас. Странное было ощущение.
— Так вы что, в файлы мои залезли?
— И не нашли там ничего интересного. — Динозавр снова прикрыл рот рукой, но зевка не получилось. — Бенедикт-Каньон?
— Ну да, — сказал Райделл. — Это ваша работа.
Гора приподняла брови. Вздрогнули и поползли вверх чахлые, прибитые ветром кусты, лавиной посыпались стронутые с места камни, но Райделл этого почти не замечал.
— Строго говоря, это не совсем так. Мы придумали бы что-нибудь более изящное.
— Но зачем вы это сделали?
— Если тебе так уж важно, кто именно задумал и организовал это скандальное происшествие, — вмешался динозавр, — поинтересуйся супругом темпераментной леди. Он успел уже подать на развод, имея к тому весьма основательные причины.
— Так он что, нарочно ее подставил? И уехал нарочно, и садовника подговорил?
— Теперь я понимаю, с чего это Лоуэлл стал таким добреньким, — заметила гора.
— Так что же вам нужно, мистер Райделл? — пророкотал Телевизор. — Вы так ничего и не сказали по существу.
— Работу примерно того же рода. Я хочу, чтобы вы сделали такое еще раз. Для меня.
— Ох, Лоуэлл, Лоуэлл…
Гора сокрушенно покачала головой. Покатились вырванные из косичек комья глины, склон окутался пылью.
— Вы забываете, — заметил динозавр, — что работы подобного рода опасны. А опасная работа стоит весьма дорого. А у вас, мистер Райделл, нет ни гроша за душой.
— А что если вам заплатит Лоуэлл?
— Лоуэлл не заплатит. — На огромном непроницаемом лице змеились и переплетались миллионы изображений. — Рассчитался бы за старое, и то спасибо.
— Ничего страшного, не заплатит Лоуэлл — заплатят другие. — Райделл и сам не понимал, вранье это или не совсем вранье. — Только вы должны выслушать меня. Всю историю, от начала до конца.
— Нет, — сказала гора. Только теперь до Райделла дошло, кто послужил образцом для ее внешности. Этот мужик, которого показывают иногда в исторических программах, изобретатель наглазников или какой-то там еще хрени. — Нам обрыдли халявщики — можешь, кстати, передать это Лоуэллу.
Гиганты начали блекнуть, рассыпаться на крошечные цветные пятнышки, первичные атомы виртуального мира; Райделл терял их, терял навсегда.
— Подождите, — крикнул он. — Есть среди вас кто-нибудь из Сан-Франциско?
— А что, если да? — из расплывчатого, почти утратившего форму облака материализовался динозавр.
— И он вам нравится?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что он изменится, и очень скоро. Нашлись желающие переделать его по образу и подобию Токио.
— Токио? — телевизионный водоворот принял на этот раз форму бешено вращающегося шара. — Кто тебе сказал?
— В Токио не больно-то развернешься, — заметила вернувшаяся из небытия гора.
— Выкладывай, — коротко бросил динозавр.
Что Райделл и сделал.
Шляпу Шеветта уже надела, а очки держала в руке. Покачивала очками и смотрела, как Райделл снимает шлем, вытирает со лба пот, кладет шлем на крошечный столик.
— Не врубилась я что-то в идею, — сказала она. — Крыша у тебя съехала, вот это уж точно. Вместе с карнизом.
— Очень может быть, — согласился Райделл. — Сколько там, кстати, с меня.
Оказалось, что изрядно. Остатков наличности едва хватило.
— На кой ляд было через Париж? — пробормотал он.
— Спроси чего полегче, — сказала Шеветта и встала.
36
Залитый солнцем город, с крыши этой крошечной, прилепившейся к устою коробки. Люк открыт. Слышно, как Скиннер перебирает свое имущество. Медленно наполняет картонный ящик предметами, которые я должен отнести вниз, туда, где торговцы старьем раскладывают свой товар на вытертых одеялах и грязных, насквозь промасленных кусках брезента. Осака далеко. Ветер приносит обрывки песни, стук молотка. Сегодня утром Скиннер поинтересовался, видел ли я в штейнеровском аквариуме щуку.
— Нет.
— Она не двигается, Скутер. Совсем не двигается.
Жаль, что я не поговорил с Фонтейном сам. Так он точно ничего больше не сказал? И он нашел велосипед? Плохо это, очень плохо. Она ж без велосипеда не может. Жопу до костей стерла, пока заработала. Он из бумаги склеен, внутри. Японская конструкционная бумага, как она там называется? Ни хрена ты, Скутер, не знаешь. Это ж твой долбаный язык. Забываешь его еще быстрее, чем мы… Трубки из этой бумаги, затем их покрывают арамидом или чем там. А она, она, думаешь, все так и оставила? Хрен там. Приволокла его как-то домой и три часа напыляла фальшивую ржавчину. Фальшивую ржавчину, ну вот ты, Скутер, ты можешь себе такое представить? И тряпьем старым оклеивала, раму, все подряд. Чтобы не выглядел новым. Вообще-то от этого больше толку, чем от замков и всей этой хрени, точно больше. Знаешь, Скутер, как взломать криптонитовый замок? Домкратом от «вольво». Вольвовский домкрат подходит тик-в- тик, ну как нарочно подгоняли. Качнуть раза два — и пиздец котенку. Ими больше не пользуются, замками этими. А некоторые люди их все еще любят. Вон там лежит один такой, вон, посмотри… Я ее считай что нашел, на помойке подобрал. Они уже решили отвезти ее на тележке к концу моста, пусть город с ней разбирается. Да мы, говорят, и довезти ее не успеем, помрет раньше. А давитесь вы, говорю, конем, имел я вас в рот и в ухо. Затащил ее сюда, наверх. Сумел как-то. Почему? Потому. Вот ты увидишь, как человек умирает, так что, пройдешь мимо, словно это по телевизору?
37
Шеветта не понимала, нравится ей Лос-Анджелес или нет.
Но уж пальмы-то эти, это уж точно дикость.
По пути в город Саблеттов электромобиль чуть не полчаса тащился следом за огромным белым трейлером с надписью «ЖИВЫЕ ИНСТАЛЛЯЦИИ, НАНОТРОННАЯ РАСТИТЕЛЬНОСТЬ» по боку, вот там-то Шеветта и увидела эти деревья — зеленые, обернутые прозрачным пластиком верхушки, торчащие из
