– Парусник уходит, – закричал Ненко.
– Ну и пусть уходит, – закричала в ответ Юлейп, – после шторма вернётся как миленький.
Моя сестра была влюблена в Ненко, но часто подшучивала над ним.
– А потом на остров приплывут новые мужчины, – не унималась она. – Гораздо красивее и храбрее тех, что уезжают.
– Все наши женщины такие уродины, что твои мужчины испугаются и уплывут прочь.
Когда мы вышли из селения, на нас обрушился порывистый ветер, он обдирал лица песком. Реймо с одной из корзин бежал далеко впереди, однако вскоре подскочил ко мне и сказал, что забыл дома дротик – короткое копьё, с которым ходил на рыбную ловлю. Ненко стоял у обрыва и жестами подгонял нас, поэтому я не разрешила брату возвратиться за дротиком.
Судно бросило якорь с внешней стороны залива. Как объяснил Ненко, парусник не смог войти в бухту из-за огромных волн. Грохот, с которым они разбивались о каменные уступы, напоминал раскаты грома. Берег, насколько хватало глаз, окаймляла полоса пены.
Внизу нас ждали две вытащенные на песок лодки. Рядом стояло четверо бледнолицых, и один из них, увидев, как мы спускаемся по тропе к берегу, жестом показал, что надо торопиться. Говорить он умел только на своём непонятном языке.
Все мужчины племени, кроме Ненко и Матасейпа, были уже на судне. Там же, по словам Ненко, находился и мой брат Реймо. Когда я не позволила ему вернуться за дротиком, он убежал вперёд. Теперь я узнала от Ненко, что он вскочил в первую отходившую от берега лодку.
Матасейп разделил женщин на две группы, лодки столкнули в воду, и мы залезли в прыгающие на волнах посудины.
Бухта была хотя бы частично защищена от ветра, но стоило нам выйти между скалами в открытое море, как на нас обрушились гигантские валы. В лодке поднялась суматоха. Вокруг летали клочья пены, бледнолицые орали друг на друга. Лодку то поднимало на гребень волны и мы видели судно, то бросало в провал между ними и оно исчезало из виду. В конечном счёте мы всё же приплыли к нему и даже как-то ухитрились взобраться на палубу.
Корабль оказался громадным, во много раз больше наших самых больших каноэ. У него было две высоких мачты, а посередине между ними стоял молодой человек с голубыми глазами и чёрной бородой. Он был вождём бледнолицых, потому что начал отдавать приказы и все бросились исполнять их. На мачтах подняли паруса, и двое человек принялись вытаскивать верёвку, к которой крепился якорь.
Я позвала брата. Зная его всегдашнее любопытство, я была уверена, что он путается где-нибудь под ногами у мужчин и мешает им работать. Рёв ветра заглушил мой голос, и брат не откликнулся. На палубе было не протолкнуться из-за множества народу, но я всё же проскользнула из одного конца судна в другой, не переставая окликать Реймо. Снова никакого ответа. Брата никто не видел. Вне себя от беспокойства, я разыскала Ненко.
– Где мой брат?! – накинулась я на него.
Ненко повторил мне то же, что рассказывал прежде, однако не успел он договорить, как стоявшая рядом Юлейп указала на остров. Я перевела взгляд к берегу. Там, держа над головой дротик, бежал вдоль обрыва Реймо.
Между тем паруса наполнились ветром, и корабль начал потихоньку отходить от острова. Все не сводили глаз с берега, даже бледнолицые смотрели туда же. Я подскочила к одному из них и стала тыкать пальцем в сторону суши, но он лишь покачал головой и отвернулся от меня. Судно набирало ход. Из моей груди невольно вырвался крик.
Вождь Матасейп схватил меня за руку.
– Мы не можем подождать Реймо, – сказал он. – Если мы задержимся тут, корабль отнесёт на скалы.
– Нет, надо подождать! Подождать! – вопила я.
– Судно вернётся за ним в другой день, – продолжал Матасейп. – Реймо не пропадёт. У него есть еда, есть питьё, есть крыша над головой.
– Так нельзя! – прокричала я.
Лицо Матасейпа словно окаменело. Он не слушал меня. Я опять позвала Реймо, однако голос мой затерялся в вое ветра. Теснившиеся вокруг люди уговаривали меня такими же словами, как только что Матасейп, но я не находила в них утешения.
Реймо исчез с обрыва, и я поняла, что сейчас он бежит по тропе, спускающейся к берегу.
В эту минуту корабль огибал колонию водорослей, и я была уверена, что он разворачивается, чтобы пойти назад. Я затаила дыхание. И вдруг направление снова изменилось. Нос судна стал смотреть на восток. Тогда я подошла к краю палубы и, отбившись от рук, которые пытались удержать меня, кинулась в море.
Меня накрыло волной, и я уходила всё глубже и глубже под воду, пока не потеряла надежду снова увидеть дневной свет. Когда я вынырнула на поверхность, корабль был уже далеко. Сквозь тучи брызг просвечивали только его паруса. В одной руке я всё ещё держала корзину с вещами (очень тяжёлую) и поняла, что если буду цепляться за неё, то не выплыву. Пустив корзину ко дну, я поплыла обратно на остров.
Хотя скалы, сторожившие вход в Коралловую бухту, чуть виднелись вдали, это не смущало меня. Я не раз преодолевала вплавь расстояния и побольше – правда, не в такую погоду.
Я плыла и придумывала, как накажу Реймо, однако когда я нащупала под ногами песок и увидала брата, который с жалобным видом (не выпуская из рук дротика) встречал меня на берегу, я забыла всё, что приготовилась с ним сделать. Я бросилась на колени и обняла его.
Корабль уже скрылся из виду.
– Когда он вернётся? – со слезами на глазах спросил Реймо.
– Скоро, – ответила я.
Меня сердило только одно: что испортилась моя чудесная юбка, на которую я потратила столько сил и времени.
Глава 8
Пока мы карабкались наверх, буря разыгрывалась всё больше и больше, так что приходилось брести по колено в песке, заносившем тропу и застилавшем небосклон. Поскольку найти дорогу домой было невозможно, мы укрылись в каньоне между скалами и просидели там до наступления ночи. Ветер к тому времени утих, взошла луна. При её свете мы и добрались до Галас-ата.
В холодном свете луны хижины обрели призрачные очертания. Ещё на подходе к селению я услыхала странный звук, похожий на топот ног. Поначалу я приняла его за шум ветра, но, подойдя ближе, разглядела рыскающих среди домов бродячих собак. Огрызаясь на нас, они тем не менее пустились наутёк.
Очевидно, стая собак прокралась в селение вскоре после нашего ухода, потому что они успели уничтожить чуть не все морские ушки, которые мы не взяли с собой. В поисках пищи собаки залезли в самые укромные уголки, так что мы с Реймо еле наскребли себе еды на ужин. Пока мы ели, разведя небольшой костерок, с ближайшего холма слышалась собачья возня, а потом ещё целую ночь ветер доносил до меня их вой. Но утром, когда я с восходом солнца вышла из хижины, собаки заторопились к своему логову – большой пещере на севере острова.
Этот день мы посвятили сбору съестных припасов. Поскольку было ветрено и волны продолжали изо всей силы биться о берег, мы не могли сойти на камни за моллюсками, так что я собирала в скалах чаячьи яйца, а Реймо бил дротиком мелкую рыбу, которую во время отлива отрезало в заводи. Он нанизал рыбёшек на кукан[12], закинул его за спину и, очень гордый собой, принёс мне. У Реймо было ощущение, что этим он как бы вознаграждает меня за доставленные хлопоты.
Вместе со злаками, которые я набрала в лощине, у нас получилась роскошная трапеза, хотя готовить её пришлось на плоском камне, ведь мои горшки покоились на дне морском.
Ночью собаки заявились снова. Привлечённые запахом рыбы, они уселись на холме, где лаяли и грызлись друг с другом. Мне было видно, как сверкают их глаза, в которых отражался свет костра. С рассветом стая ушла.
