сторону метро, когда рядом затормозил давно не мытый автомобильчик Короткова.
– Куда направляешься?
– Куда глаза глядят, – в сердцах не сдержалась Настя.
– Сбегаешь от Барина?
– Угу. А ты сам куда?
– Садись, расскажу.
Настя забралась в салон, машина тронулась.
– Аська, я знаю, что мои эмоции вызывают у тебя справедливое негодование, поэтому морально готов к тому, что ты начнешь меня ругать, – начал Юрий.
– Хорошее начало, – кивнула она. – Главное – самокритичное. Продолжай, солнце мое.
– Я не выношу, когда меня унижают, тем более публично. Но еще больше не выношу, когда унижают моих друзей. В данном случае – тебя и Мишаню.
– Понятно, – вздохнула Настя, – ты горишь жаждой мщения. И на чем ты собрался подцепить нашего Барина? На бабе или коллективной пьянке?
– Еще не знаю, надо посмотреть.
Она повернулась к Короткову и внимательно посмотрела на его сосредоточенное лицо.
– Ты шутишь, я надеюсь?
– Ни в одном глазу. Я серьезен, как жених перед венчанием.
– Да перестань, Юрик. Ну что за бред, ей-богу, сводить счеты с начальником, да еще таким дурацким способом. Даже думать забудь про это, слышишь?
– Слышу. А вот ты, если такая умная, скажи-ка мне, почему Баглюк оказался пьяным за рулем.
Настя задумалась. А ведь Юрка прав. В тот день они уходили с работы почти в девять вечера, и Мельник еще был на месте. По крайней мере в начале восьмого он освободил их от ежедневного доклада, потому что занимался Баглюком. Стало быть, в районе половины восьмого Валентин Баглюк еще был трезв и находился на Петровке. Авария, в которой он погиб, произошла, если верить сводке, в двадцать три десять. Во сколько он ушел от Мельника и куда направился, где успел за какие-то три часа напиться до поросячьего визга? И только ли в этом дело?..
– Юр, а почему так вышло, что как только появляется возможность получения информации о чем-то, связанном с Мамонтовым, так моментально источник этой информации погибает?
– Во! – Коротков назидательно поднял палец. – А я тебе о чем толкую? Мамонтов собирался мне что-то рассказать и был убит. Баглюк вступил в контакт с уголовным розыском и тут же очень удачно разбился. Конечно, он не был трезвенником, это любой подтвердит, но очень уж вовремя напился в последний раз. Вот я и хочу подъехать к ребятам в отделение, поспрашивать их о техническом состоянии машины журналиста. А заодно и посмотреть вещи, изъятые на месте аварии. Бумаги, записи и все такое.
– Ты полагаешь, что после разговора с Мельником он к кому-то поехал, много пил и делился впечатлениями о фальшивых пленках, а в это время кто-то поработал с его машиной?
– Ага, мать, примерно так я и полагаю. Я хочу доказать горячо любимому начальнику Барину, что он тоже не бог весть какой профессионал, если не предусмотрел такой возможности. Понимая, как опасно то, что произошло, он должен был лично доставить Баглюка домой и убедиться в том, что нашему писаке ничего не грозит. Более того, если бы он был хорошим опером, он бы легко сложил в уме два и два, то есть привычку журналиста напиваться до потери самоконтроля и явную расстроенность и нервозность, и в этой ситуации Мельник должен был предвидеть, что Баглюк обязательно напьется, причем не доехав до дому, а дорога скользкая. Ты вспомни, чему нас всегда учили: обращайте внимание на то, в каком состоянии от вас выходит человек, и умейте прогнозировать его ближайшие поступки, умейте просчитывать, куда и с каким настроением он направится после разговора с вами. Ведь так?
– Так, – согласилась Настя. – В этой науке была и вторая ступень: умейте построить разговор так, чтобы после него человек пошел туда, куда вам нужно, и сделал то, что вы от него хотите.
– Ну вот, а Мельник что же ушами хлопал? Видел, что мужик сам не свой от страха и огорчения, знал, что мужик этот склонен принимать на грудь в немереных количествах и не умеет вовремя остановиться, понимал, что тот за рулем, а на дорогах гололедица, и все равно выпустил его одного. Так что не надо рассказывать мне, что во всем отделе я один дурак.
– Успокойся ты, – примирительно сказала Настя, – никто тебя дураком не считает. Юрик, спорить с оппонентом, используя аргумент «сам дурак», это дурной тон. Я прошу тебя, уймись.
Она помолчала, закуривая, потом задумчиво добавила:
– В нашей сыщицкой науке есть и третья ступень. Если ты подозреваешь, что человек в разговоре с тобой врет, подумай, кому он после этого расскажет правду. Если наш дружок Баглюк действительно распереживался донельзя в кабинете у Мельника, а потом помчался к кому-то пить водку, то этому «кому- то» он наверняка в подробностях пересказал все, что произошло в течение дня и выбило его из колеи.
– Вот-вот, – подхватил Коротков. – И мы должны найти этого человека. Во-первых, мы таким образом узнаем, не расходится ли то, что он рассказал Мельнику, с тем, что он поведал собутыльнику.
– А во-вторых?
Коротков умолк. Настя про себя усмехнулась, угадывая ход его мыслей. Они были дружны много лет, и степень Юркиного самолюбия не была для нее секретом. Конечно же, он хочет доказать Мельнику, что не лыком шит и умеет добывать информацию, даже если начальник считает ее «безвозвратно утраченной».
– Ты собираешься дать нашему Барину по носу и показать ему, что Баглюк был с ним неискренен?
– Ну, например, – неохотно подтвердил Коротков.
