– Да. Я расследую убийство, которое произошло сегодня днем в Белла-сити.
Я вытащил из кармана тюрбан и передал его ей.
– Это принадлежало жертве. Вы его делали, не правда ли?
Она осмотрела тюрбан.
– Внутри стоит мое имя. А что, если я?
– Если это ваше изделие, то может быть вы вспомните заказчицу, которой вы его продали?
Она подошла поближе к свету, еще раз окинув меня внимательным взглядом. Очки в темной оправе резко делили ее лицо на несколько частей.
– Так речь идет об установлении личности? Вы говорите, что эта шляпа принадлежала жертве? Кто была эта жертва?
– Ее звали Люси Чампион. Это была цветная женщина лет двадцати с небольшим.
– И вы хотите знать, продала ли я ей этот тюрбан?
– Не совсем так. Вопрос состоит в том, кому вы его продали.
– Должна ли я на него отвечать? Разрешите мне взглянуть на ваш значок.
– Я частный детектив, работаю вместе с полицией, – ответил я.
– Для кого вы работаете?
– Мой клиент хочет сохранить в тайне свое имя.
– Еще бы!
Меня обдало запахом пива.
– Профессиональная этика. То же самое относится и ко мне. Я не отрицаю, что продала эту шляпу и не стану отрицать того, что такая шляпа была одна. Но как я могу сказать, кто купил ее у меня? Я продала ее прошлой весной. Впрочем, одно я скажу наверняка: ее купила не цветная девушка. Они не бывают в моем магазине, если не считать нескольких темнокожих из Индии, Персии и тому подобных мест. Они – другое дело.
– Они родом из других стран.
– О'кей, не будем спорить. Я ничего не имею против цветных, но шляпы они у меня не покупают. Девушка наверно нашла шляпу или украла ее, а может быть получила в подарок или купила по случаю. Так что, если бы даже я и вспомнила, кому ее продала, то нет никакого резона вплетать в эту историю мою клиентку, не так ли?
В ее голосе звучали фальшивые нотки, отголоски лживых разговоров, которые она вела в своем магазине.
– Если вы ее делали, миссис Гринкер, то я думаю, вы могли бы вспомнить.
– Может быть могла бы, а может быть и нет.
Она заволновалась и ее голос потерял свою глубину.
– А если даже я смогу? Это было бы грубейшим нарушением профессионального доверия.
– Разве богачи заставляют вас присягать?
– У нас есть свои правила, – мрачно ответила она. – Черт возьми, я не хочу без нужды терять клиентов. Люди, которые могут платить по моим ценам, становятся такой же редкостью, как хорошие женихи.
Я постарался придать себе вид хорошего жениха.
– Я не могу сообщить вам имени своего клиента. Скажу только, что он связан с семьей Синглентонов. – С семьей Чарльза Синглентона?
Она произносила каждый слог протяжно и отчетливо, словно строку любимых стихов. – Угу.
– Как чувствует себя миссис Синглентон?
– Не очень хорошо. Она беспокоится о своем сыне...
– И это убийство связано с ним?
– Я стараюсь это выяснить, миссис Гринкер. Но если мне не помогут, я не узнаю этого никогда.
– Очень жаль. Миссис Синглентон не моя клиентка. Думаю, что большую часть своих шляп она выписывает из Парижа, но точно не знаю. Входите. Входная дверь открывалась прямо в гостиную, облицованную панелями красного дерева. В кирпично-красном камине горело газовое пламя. Комната была теплая и запущенная, и пахла кошками.
Дениза гостеприимно указала на покрытую ковром кушетку. В стакане с пивом, стоявшем на кофейном столике возле кушетки, игриво пенились пузырьки.
– Я как раз собиралась выпить на ночь пива. Позвольте предложить и вам стаканчик.
– Не возражаю.
Она вышла в другую комнату и закрыла за собой дверь.
Когда я сел на кушетку, из-под нее вылез пушистый кот и прыгнул мне на колени. Его нарастающее мурлыканье стало похожим на отдаленный рокот вертолета. Где-то в доме, как мне показалось, велся тихий разговор. Дениза не торопилась возвращаться. Я спустил кота на пол и подошел к закрытой двери, По ту сторону Дениза вела телефонный разговор.
