– Часа четыре, – сказал Борца.
– Так много?
– Не забывайте, что нам нужно попасть в другое полушарие.
Зарика посмотрела на цветы.
– Жалко, завянут, – сказала она.
Они допили сок и поднялись.
– А вы далеко отсюда живете? – спросила Зарика.
– Рядом с Музеем космоплавания. Рукой подать.
– Так давайте залетим к вам, поставим цветы в воду, – предложила Зарика.
Борца замялся и пробормотал что-то насчет беспорядка в своей квартире.
– О, простите, – в свою очередь смешалась Зарика, – кажется, я сморозила ужасную глупость. Капитан предупреждал нас, а у меня все вылетело из головы. За сто лет обычаи на Земле, наверно… – Зарика покраснела и смолкла.
– Дело не в обычаях… – начал Борца.
– Заберите цветы и поставьте их у себя в воду, – сказала Зарика. – А я полечу на биостанцию. До свиданья, – попрощалась она и зашагала в сторону площадки, на которой накапливались свободные автолеты.
Пока они пили сок и разговаривали, из Гостиницы вышла и разлетелась по назначениям еще одна группа. Люди торопились: несмотря на жаркий день, даже навес и прохлада не привлекли никого из них.
– Погодите, Зарика! – крикнул Борца.
Девушка замедлила шаг, обернулась. Борца догнал ее и взял за руку.
– Летим ко мне, – сказал он. – Правда, я живу не один.
– Понимаю…
– Ничего вы не понимаете. У меня дома шимпанзе. И я не уверен, что он встретит вас приветливо.
– Я люблю животных. На «Альберте» у нас были… Ой, что это с ним? – спросила Зарика, указывая на роба.
Тот подкатил к их столику, чтобы забрать пустые стаканы. Охапка цветов, лежащая на столе, привела его в тупик. Робот то протягивал к цветам щупальца, то втягивал их обратно. Что делать с этими благоухающими, недавно срезанными растениями? В электронной памяти узкоспециализированного робота соответствующего пункта не было.
Борца подошел к столику, отодвинул роба и собрал цветы. Затем молодые люди сели в кабину двухместного автолета, и машина свечой ввинтилась в воздух. Зарику и Борцу вдавило в сиденья. Колоссальная территория «Сигмы» съежилась и скрылась из виду. Под прозрачным полом кабины поплыла ровная, как стол, степь.
– Я помню степь… видела ее здесь, на Земле, еще маленькой девочкой, – сказала Зарика. – Что для нее сто лет? Те же коршуны, тот же ковыль да перекати-поле. Ничего не изменилось.
– И все-таки я хотел бы побывать здесь лет через тысячу, – сказал Борца. – Хотя бы одним глазком взглянуть.
– И я тоже, – сказала Зарика.
– Понятно: у вас уже есть опыт путешествия во времени, – заметил Борца, глянул на Зарику и осекся: глаза ее наполнились слезами.
– Простите… Прости, Зарика, – пробормотал Борца и взял ее за руку. Незаметно они перешли на «ты».
Зарика совсем по-детски всхлипнула.
– Ничего… Ничего, Борца, – прошептала она. – Все уже в прошлом…
Прошло несколько минут, прежде чем девушка успокоилась. Некоторое время она смотрела на экран внешнего обзора. Автолет, похожий на слегка изогнутую посредине, оплавленную каплю серебра, шел немного ниже слоя перистых облаков. Вся левая сторона капли была щедро обрызгана жидким золотом австралийского солнца.
Зарика перевела взгляд с экрана на Борцу.
– Может быть, мой вопрос покажется тебе глупым, – начала она, – но я давно хочу спросить… Счастливы ли вы, люди двадцать второго века?
Борца пожал плечами.
– Счастливы ли мы? – повторил он после паузы. – Знаешь, как-то не думал об этом. А ты можешь сказать мне, что такое счастье?
– Хитришь, Бор, – сказала Зарика. – Разве можно определить, что такое счастье? Счастье, по-моему, так же первично и изначально для человека, как пространство или, допустим, время. Счастье – это как постулат, некоторое допущение, на котором строится здание математики. Предполагается некая простая вещь, и из этого предположения выводятся все остальные теоремы.
– Постулаты, между прочим, могут быть разными… – вставил Борца.
– Вот именно, – подхватила Зарика. – Предположи, что параллельные прямые нигде не пересекутся, – получишь геометрию Евклида. Предположи другое – что эти линии где-то пересекаются, – и перед тобой уже
