– Боюсь, сначала я завтра страшно пожалею свою талию, – хмыкнула девушка. – Все мужики такие коварные: сначала хитростью заманят в ресторан, а потом огрызаются: у тебя самой брюхо не меньше!
– И многие тебя раньше заманивали? – с интересом спросил Дзинтон.
– Не скажу! Должны же у женщины оставаться секреты?
– А куда же без них! – согласился парень. – Теперь ночей спать не стану, а стану ревновать к неведомым конкурентам. Ага, вот и счет. Три семьсот с мелочью. А ты боялась…
Он поманипулировал своим пелефоном возле платежного терминала официанта.
– Вот так. Ну что, пять минут перерыв на то, чтобы все улежалось, и двигаем домой. А то уже полдевятого, домой раньше девяти не попадем. А чуть придержим шаг – вообще к полуночи доберемся.
За эти пять минут Карина почти заснула в уютных диванных объятиях, так что Яне с Палеком пришлось ее расталкивать с двух сторон. Она нехотя выбралась из-за столика и как сомнамбула потопала ко входу следом за Цуккой. Впрочем, из оцепенения ее почти сразу вырвали ойканье Яны и визгливый женский голос:
– Смотреть нужно, куда идешь, милочка!
Встрепенувшись, Карина оглянулась по сторонам. Справа от нее Яна потирала руку, а перед ней возвышалась, упирая руки в бока, та самая женщина в роскошном платье, которая сидела за соседним столиком. За ее спиной прятались двое детей.
– Сначала толкаешься, а потом еще и грубишь! – не успокаивалась женщина. – Что за дети пошли такие! Невоспитанные, неряшливые, к старшим никакого уважения.
Яна растерянно смотрела на нее. Она и не думала ничего говорить и сейчас явно хотела одного: оказаться от странной тетки как можно дальше.
– Он сам на нее налетел! – дерзко заявил Палек, выступая вперед. – Он бежал и натолкнулся на нее, а мы просто…
– Нет, вы только посмотрите на этого нахала! – возмущенно всплеснула руками тетка. – Теперь еще и он грубит! Метрдотель! Метрдотель! Сюда! Вызовите кто-нибудь полицию!…
С соседних столиков начали оглядываться. Черный человек у входа всплеснул руками и бросился к ним, лавируя между столиков.
– Великолепная госпожа, при всем моем уважении, в столкновении виноват ваш ребенок, – Дзинтон положил руки на плечи Палека и Яны и оттянул их назад от тетки. – Кроме того, в любом случае я не вижу повода для…
– Ты и сам, похоже, нахал и невежа! – подоспела тяжелая артиллерия в лице мужа тетки. – Как ты смеешь грубить моей жене? Да ты хоть знаешь, кто я такой?
– А это имеет значение? – Дзинтон приподнял бровь. – Блистательный господин, здесь нет повода для ссоры. А если есть, я приношу свои нижайшие извинения. Я надеюсь, ваш сын не слишком повредил себе, ударившись о мою девочку. Мы уходим.
– Правильно, убирайся! – буркнул владелец судов и депутат Ассамблеи. – Молодой оборванец! Таких, как ты, в приличные места и пускать-то нельзя. И куда только смотрит охрана!
– Мы уходим, блистательный господин, – с нажимом повторил Дзинтон. – Еще раз приношу свои нижайшие извинения. Яна, Палек, идемте. Карина, не отставай.
Он повернулся и, подталкивая перед собой Яну с Палеком, двинулся к выходу. Цукка ухватила Карину за руку и почти волоком потащила следом. Набежавший человек в костюме суетился вокруг расфуфыренной семейки, бормоча невнятные извинения и бросая вслед Дзинтону огненные взгляды, от которых Карина, оглядывающаяся через плечо, вздрагивала, как от ударов.
По улице какое-то время шли молча. Потом Дзинтон вздохнул и пробормотал:
– Бедняга…
– Ты о ком? – осведомилась Цукка. – Если о Яне, то она вроде бы не слишком пострадала. Яна, ты как? Он тебя не слишком ушиб?
– Не слишком, – буркнула Яна. – Но почему эта тетя на меня кричала? Я же ничего не сделала!
– Потому что стерва, – заявил Палек.
– Палек! – Цукка всплеснула руками. – Ну что за слова такие!
– Слова как слова, – буркнул мальчик. – Я еще и похуже знаю. И она стерва, и дядька скотина. Надо было сказать им…
– Что сказать? – поморщился Дзинтон. – И зачем? Чего бы ты этим добился? Вселенского скандала? Приезда полиции? Объяснений в участке? Или ты думаешь, что твои слова заставили бы их понять, что они неправы? Палек, если таким людям перечить, они не задумываются, правы ли они. Они даже не слушают. Они просто укрепляются в вере, что именно они и правы, и тогда сломать противника для них становится делом принципа. Если начать им перечить, становится только хуже. Самый простой выход – просто уйти.
– И что, позволять им делать, что захотят? – зло спросил мальчик, насупившись. Он засунул руки в карманы шорт и топал, чуть сгорбившись.
– Позволить себе делать все, что захочет, не может даже президент. Ребята, да вы только представьте себе жизнь этой тетки! Она же весь день придумывает, чем себя занять, потому что работать не позволяет положение, да и образования толком она не получила, потому что сразу после школы удачно выскочила замуж. Детьми на каникулах занимаются няньки и гувернантки, в учебное время – учителя закрытой школы-пансионата. Подруги в кавычках – змеи подколодные, невесть что шипящие за спиной на светских раутах. Сплетни, осточертевший телевизор и нетерпеливое ожидание вечера, когда с работы вернется муж, на котором можно сорвать настроение. Она сыта, обедает с дорогущего фарфора, ходит в модный тренировочный зал, где двухчасовое занятие стоит больше нашего сегодняшнего ужина, носит драгоценности стоимостью в годовой бюджет твоего, Палек, детского дома – и на стенку готова лезть из-за бессмысленности своей жизни. Вы думаете, она хорошо живет? Да она завидует нам черной завистью – нам, оборванцам, которые еще умеют радоваться светлым пятнам в жизни вроде редкого похода в дорогой ресторан! Она завидует тем, у кого есть цель в жизни, пусть даже самая мелкая и ничтожная.
Дзинтон покачал головой.
– Если человек бросается на окружающих по каждому поводу и без повода, он глубоко несчастен. Он не может жить в согласии не то что с окружающим миром, но и даже с самим собой. С такими не цапаться надо, таких надо жалеть. Вы же не станете драться со злобным калекой без рук, без ног? Вот и эта тетка – такая же калека, только не телесно, а душевно.
– Ты прямо святой, – грустно усмехнулась Цукка. – Призываешь жалеть врагов своих и прощать их. А враги-то тебя пожалеют, если что?
– Я не святой, – неожиданно жестким тоном откликнулся Дзинтон. – И у меня на совести много чего такого, о чем в приличном обществе и рассказать-то нельзя. Но жить следует в гармонии с собой и окружающим миром, и на пустом месте ссориться с незнакомыми людьми, пусть даже они тебя и провоцируют, глупость несусветная.
Он резко выдохнул.
– Ребята-котята, давайте не станем портить вечер препирательствами, а? – жалобно попросил он. – Не хватало нам еще из-за какой-то чужой тетки поругаться! – Он взъерошил Палеку волосы. – Расслабься, дружище. Умение уйти от ненужного конфликта – признак ума, а не слабости. Ты же веришь, что я умный, да? – Он негромко рассмеялся. Палек невольно улыбнулся в ответ.
Они свернули с широкой улицы на узкую и начали круто подниматься в гору. Блеск проспекта остался позади, и здесь лишь отдельные неяркие фонари да восходящий Звездный Пруд разгоняли плотную черноту горной южной ночи. Карина почувствовала, как в грудь вливается свежий бодрящий воздух, насыщенный запахами весеннего роста и цветения, и как с каждым шагом уходит дремота и становится пружинистей шаг. Та злая тетка в ресторане – вот кого бы она с удовольствием ударила бы своими невидимыми руками, чтобы та пролетела через зал, опрокидывая столики, и врезалась в стену… Ой, нет. Нельзя так думать. Она и без того уже достаточно натворила.
– Дзинтон, – робко сказала Яна, – а почему там один дядя нас так сильно испугался?
– Я не заметил, чтобы господин Катоний испугался, – рассеянно заметил Дзинтон. – Раздражен – да, но не испугался.
– Нет, не тот дядя, у которого злая жена. Другой. Он сидел недалеко, когда тот мальчик в меня
