«В путь — вновь; но вяло, кое-как:Уж нету дикой мощи той,Весь в мыле, бег сменил на шагКонь истомленный мой.Теперь и малое дитяИм управляло бы шутя,Но что мне пользы в том?Он укрощен, но связан я,А развяжись, — рука мояНе справится с конем.Я все ж попробовал опятьТугие ремни разорвать,Увы! не удалось:Я лишь больней их на себеВ бесплодной затянул борьбе,И бросить все пришлось.Казалось, кончен дикий скок,Но где предел? — еще далек!Вот мглисто посветлел восток,Как был рассвет тягуч!Казалось, что сырая мгла,Клубясь, темна и тяжела,Навеки солнце облекла,Пока багряный лучНе бросил звезд бессильных ниц,Затмив лучи их колесниц,И с трона залил мир кругомСвоим единственным огнем.
XVII
«День встал. Клубясь, исчезла мгла,И все ж — пустыня вкруг была,Куда лишь глаз хватал. ЗачемСтремиться по просторам темЧрез поле, реку, лес? Там нетЛюдей, — зверей нет! Хоть бы следКопыт иль ног по целине,Знак жизни! В тяжкой тишинеСам воздух там застылНе слышен тонкий рог цикад,Птиц — или нет, или молчат.Шатаясь, из последних сил,Брел конь мой, — долго; тяжко онБыл изнурен и запален;И все — пустырь со всех сторон.Вдруг долетело до меняКак будто ржание коняИз чащи сосен, — или тамПромчался ветер по ветвям?Но нет: из леса к нам летитС тяжелым топотом копытТабун огромный, яр и дик;Хотел я крикнуть — замер крик.Как эскадрон, летят ряды;Где ж всадники — держать бразды?Их тысяча — и без узды!По ветру — гривы и хвосты;Раздуты ноздри, вольны рты;Бокам их шпоры и хлыстыНеведомы, зубам — мундштук,Ногам — подков железный круг;Их тысяча — сплошь дикарей;Вольнее волн среди морей,Они, гремя, неслисьНавстречу нам, а мы — плелись.Но моего коня взбодрилИх вид на миг; из крайних силРванулся он, слегка заржалВ ответ им — и упал.Дымясь, хрипел он тяжело;Глаза застыли, как стекло,И сам застыл он. Первый бегБыл и последним — и навек!Видал табун,Как пал скакун,Видал простертого меняВ петлях кровавого ремня;Все стали, вздрогнули, все пьютНоздрями воздух, прочь бегут,Вновь подлетают, вновь — назад,Дыбятся, прыгают, кружатВслед патриарху: за собойВел конь их, мощный, вороной,Без нити белой, чья бы вязьВ косматой шерсти завилась;Ржут, фыркают, храпят — и бегВ свой лес помчали: человекИм, по инстинкту, страшен был.А я лежал, простерт, без сил,На мертвом стынущем коне,На коченеющей спине,