– Не смей меня так называть!
– Прости. Я уже начал привыкать. Но, конечно же, это неправда?
Что-то в его голосе изменилось. Он не дразнил ее. Он был таким же уязвимым и тоже не видел выхода.
– Ты не можешь остаться, а я не могу уехать. Даже если… мы захотим большего, ничего не выйдет.
– Знаю. Наверно, это настоящий ад: вдруг обнаружить змея в саду Эдема?
– Нет. Это не ад, а ты никакой не змей. Ты необыкновенный, красивый мужчина, даже если сам так не думаешь.
Коултер вообще не задумывался, какой он, а с начала войны это его просто не волновало. Но от слов Сабрины у него потеплело на сердце.
Несколько следующих дней он пилил деревья и помогал парням, укреплявшим туннель. Они работали без перерывов, как будто чувствовали, что скоро покинут эти места навсегда. Карл почти совсем выздоровел, ирландец ходил без костыля.
Вечером накануне отъезда в форт Мэри робко высказала свою просьбу:
– Капитан Коултер, Изабелла и я хотели бы попросить вас…
Коултер стоял с охапкой дров и терпеливо ждал, пока Мэри наберется смелости высказать просьбу. Он уже искренне привязался к женщинам этой семьи, особенно к Мэри, которая явно благоволила к ученому Тайлеру.
– Вы… не могли бы… научить нас танцевать?
Коултер изумился, но, подумав, понял, что они выросли в этой глуши, обделенные многими радостями жизни.
– Буду польщен, Мэри. Конечно, я уже давно не танцевал. Но если вам удастся уговорить ирландца сыграть на губной гармошке, с удовольствием буду учителем.
Вскоре всё, кроме Сабрины, собрались в амбаре. Никто не настаивал, чтобы Сабрина присоединилась. Да и не по ней все это. Танцы – занятие для беспечных. Она никогда не задумывалась о них, пока Коултер однажды не закружил ее в вальсе. Но, оставшись одна, она почувствовала странную тоску в груди, а ноги так и просились в пляс под доносившиеся звуки гармоники.
– Немедленно прекрати эти глупости, – приказала она себе. Надо развести огонь в камине и еще почистить ботинки. Потом она распустила волосы и тщательно расчесала их. Но ноги… так и двигались в такт музыке. А память вызывала восхитительные картины, как нежно держал ее Коултер, как она двигалась вслед за ним, подчиняясь естественному ритму. И два тела слились в едином порыве. Это же… как занятия любовью! Даже не сообразив, что делает, она пошла к амбару.
Коултер мгновенно ощутил ее присутствие. Она стояла в дверях. И его чувства как бы слились со звуками музыки, с прикосновением и ароматом единственной для него женщины – Сабрины. Грациозно ведя Изабеллу в танце, он двинулся в сторону двери, чтобы оказаться рядом с Сабриной, когда мелодия подошла к концу.
Рассмеявшись, Изабелла отступила на шаг, сделала реверанс и закружилась в вальсе назад к Карлу, молча наблюдавшему за танцорами. Карл тут же усадил ее рядышком.
– На Востоке устраивают балы-маскарады, там не знаешь, с кем танцуешь, пока не пробьет полночь.
– Как чудесно! – воодушевилась Изабелла. – Я бы нарядилась единорогом, с белым рогом во лбу.
– Неудобно было бы танцевать, – ухмыльнулся Карл.
– А вы кем бы нарядились? – спросил Тайлер у Мэри.
– Не знаю. Может, каким-нибудь персонажем из сказки?
Ирландец, облизнув пересохшие губы, взглянул на Лорин, сидевшую у его локтя:
– Моя мама любила музыку. Вот я и научился играть. Но она никогда не слышала моей игры.
– Почему?
– Умерла. Но мне нравится думать, что музыка поднимается прямо на небеса. Я как бы разговариваю с ней.
– Она наверняка узнает ваши мелодии. Потанцуйте со мной, мистер Макбрайд, – удивила его Лорин.
– Ой, нет, боюсь, из меня танцор плохой.
– А я вообще не умею танцевать. Будем учиться вместе.
– А музыка?
– А разве нельзя петь?
– Ой-е! – И взяв Лорин за руки, ирландец запел сначала робко, потом все больше воодушевляясь.
Ирландская колыбельная, нежная и трогательная, ласково поплыла под сводом амбара. И, казалось, слова «спи, милое дитя, и проснись милой Женщиной» как нельзя лучше подходили для танца. И если танцоры и были неуклюжи, никто этого не заметил.
Лампы мигали. Танцоры в другом конце амбара сделали передышку, а Коултер протянул руки и вывел Сабрину в темноту ночи.
«Спи же, милое дитя, спи. Проснись любящей женщиной!»
