– Рубин – это определенно твой камень. Жемчуг слишком бледен, изумруд чересчур темный, а бриллианты совершенно бесцветны. Только рубины, светящиеся жизнью и огнем, соответствуют твоей натуре.
Морган взглянула на него с улыбкой.
– Ты говоришь со мной так же галантно, как всегда, даже через два месяца после свадьбы, – сказала она. – Или ты практикуешься на ком-нибудь еще?
Он чмокнул ее в нос.
– Ни на ком. Клянусь тебе. Ну как бы я смог? Я никогда раньше не дарил рубины.
Морган расхохоталась и отодвинулась от него.
– Ты невыносим.
И она вновь повернулась к зеркалу, чувствуя прохладу драгоценностей на своей коже.
– Давай не будем говорить о всякой ерунде.
Он скользнул рукой под ее платье и прижался губами к шее.
– Давай вообще не будем говорить.
Она прильнула к нему, вздохнув:
– О, неужели я должна снять ожерелье?
– Нет-нет, – прошептал он, а пальцы его уже расстегивали застежку на платье. – Только все остальное. А вот ожерелье можешь оставить.
Ричард уложил жену на постель, любуясь ее белым округлым телом. Рубины словно жили своей собственной жизнью в мерцании свечей. Он покрывал поцелуями ее веки, скулы, словно обрисовывая контуры лица и спускаясь дальше к шее.
– Ты сейчас еще прекраснее, чем когда была юной девушкой. Драгоценности идут тебе, как и элегантные платья, – но вовсе не это делает тебя такой желанной.
– Тогда зачем тратить деньги на ожерелья?
– Ну нет, мне нравится демонстрировать всем твое великолепие. Пусть все говорят, что моя жена самая роскошная женщина при дворе.
Он аккуратно подвинул ожерелье, и два самых крупных рубина легли точно на ее соски.
– Видишь? Камни прекрасны, но то, что под ними, не имеет цены.
Золотая оправа холодила нежную кожу, и Морган вздрогнула.
– Я вовсе не хотела бы соревноваться с другими дамами. Какое это имеет значение, если всем известно, что я принадлежу тебе?
Он аккуратно расстегнул ожерелье и уложил его меж ее бедер, проведя цепочкой по завиткам волос.
– Это имеет значение. Для меня очень важны подобные вещи.
Морган было нахмурилась, но выражение ее лица тут же изменилось, когда Ричард, взяв один из рубинов, аккуратно провел им по мягкой нежной плоти – воплощению ее женственности. Все тело Морган изогнулось от удовольствия, и вторая его ладонь тут же захватила напрягшиеся ягодицы. Через несколько мгновений он поднес влажное ожерелье к ее лицу.
– Взгляни – ты окрестила его соком своего желания.
Морган улыбнулась, но все же испытала странное чувство, осознав, что для ее мужа страсть и желание обладать – суть части одного целого. Но сейчас она не в состоянии была ясно мыслить. А руки, мягко раздвигавшие ее бедра, будили только одно желание – немедленного удовлетворения. Морган и Ричард двигались в одном, постепенно нарастающем ритме, пока оба не застонали и не ослабли в объятиях друг друга, полностью насытившись. Рубиновое ожерелье лежало на полу рядом с кроватью.
Генрих вновь собирался начать войну. Для него изготовили огромного размера доспехи, учитывая его необъятный живот. Ни возраст, пи физическое состояние не могли удержать Генриха от сражений на полях Франции.
Он намеревался отплыть в Кале с тридцатитысячным войском, оставив Екатерину Парр в качестве регентши, как когда-то, тридцать лет назад, оставлял вместо себя другую королеву Екатерину. За спиной Генриха оставался также сожженный и разоренный Эдинбург, поскольку шотландцам необходимо было преподать урок. Ричард должен был отправиться вместе с Генрихом, и Морган плакала перед расставанием. Она умоляла мужа беречь себя. Тот смеялся в ответ и покрывал поцелуями ее лицо. Это была его первая настоящая война, и он рвался в бой.
– Все, что я хочу, – это получить титул, – объяснял он Морган утром в день своего отъезда. – Неужели ты не хочешь снова стать графиней?
– Нет. Меня это не интересует. И тебя не должно интересовать.
Но Морган знала, что он не успокоится, пока не добьется графского титула. Она лишь надеялась, что он не станет рисковать, пытаясь завоевать расположение короля. Они были так счастливы в первые полгода своего брака, и Морган мысли не допускала, что с ее мужем может что-то случиться.
Генрих стремился захватить Булонь. Почти все мужчины участвовали в военных действиях, и лето выдалось очень спокойным. В августе Морган с детьми отправилась в Вулф-Холл повидаться с Нэн и ее семейством.
Морган оставалась там целый месяц, но все время рвалась в Лондон, куда доходили новости с континента. Она получила всего одно письмо от Ричарда. Он писал, что дожди остановили наступление армии и перспектива получить титул отодвигается на неопределенное время.
