быть, так, но в тот момент она не обратила на это внимания.
Они благополучно преодолели первый лестничный пролет, когда отец Бернард неожиданно обмяк и начал заваливаться прямо на Морган. Она пыталась удержать его, несмотря на шум, который они производили. «Господи, помоги!» – взмолилась она. И тут услышала голос:
– Кто здесь?
Это был Мэтью, камердинер Джеймса. Он стоял внизу за поворотом лестницы.
Морган чуть не упала в обморок от ужаса, но тут услышала собственный голос:
– Кто-то прошмыгнул мимо входной двери. Посмотри скорее.
– Хорошо, моя госпожа, – услышала она в ответ.
Невероятным усилием она подняла отца Бернарда и, то волоча его, то неся на себе, добралась наконец до башни. Здесь она с облегчением опустила его на подстилку.
– Я сейчас вернусь, – сказала она и помчалась вниз к входной двери.
Мэтью заканчивал осматривать двор.
– Нашел кого-нибудь? – обратилась она к нему.
Он покачал головой:
– Слишком темно. Может, послать кого-нибудь обшарить сад?
– Да нет, наверное, мне показалось. Я собиралась погулять и услышала шум недалеко от двери. Хотела посмотреть из окна, но тут встретила тебя.
– Вы перепуганы до смерти, моя госпожа, – с сочувствием заметил он.
Морган выдавила из себя смешок:
– Да нет, что ты. Я всегда нервничаю, когда господин не ночует дома.
Поблагодарив Мэтью, Морган с деланным спокойствием двинулась вверх по лестнице.
Джеймс вернулся в Белфорд три дня спустя. Теперь, когда он вновь был в замке, Морган понимала, что сохранить тайну будет гораздо сложнее. Впрочем, Джеймсу не было до нее никакого дела. Но все равно это нервировало Морган. Отец Бернард потихоньку пошел на поправку. И если повезет, он сможет покинуть Белфорд уже через две недели. Он рассказал Морган, что направлялся в Бамбург, где рассчитывал найти рыбацкое судно и переправиться на континент.
Морган навещала его только ночами, когда остальные обитатели дома уже спали. Она приносила ему не только еду и чистую одежду, но также книги из библиотеки Френсиса.
Обычно он встречал ее, сидя у окна. Они не рисковали зажигать свечи, но лунный свет и без того ярко освещал маленькую комнатку. Они говорили шепотом, но если бы даже кричали, вряд ли их кто-нибудь мог услышать.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она, опуская корзинку на каменный пол.
– Лучше. – Один и тот же ответ звучал каждую ночь, и, судя по всему, это было правдой.
– Вы все еще кашляете?
Одни и те же вопросы, подумала она, прямо как африканский попугай.
– Уже поменьше. Я пью ваш чудодейственный чай, он хорошо помогает.
Отец Бернард пригласил Морган присесть.
– Дочь моя, – начал он, и Морган почувствовала в нем священника, а не просто человека, – я знаю, как относится ваш супруг к старой вере. Ведь из-за этого он даже выгнал из Белфорда своего родного брата. Почему же вы поступаете совсем по-другому?
– Не знаю, отец. Чтобы искупить то, что мой дядя сделал с приверженцами старой веры, чтобы поступать вопреки взглядам Джеймса. Просто чтобы помочь человеку в беде… Не знаю точно. Я много думала об этом, но не могу найти ответ. Мне сложно представить, что произойдет в будущем. Я не воспринимаю все изменения последних лет как религиозный конфликт, скорее как борьбу одной группы людей против другой.
И она рассказала ему о монастыре в Йорке, о Шоне О’Конноре, о своем сочувствии к Анне Болейн и обо всех противоречивых чувствах, которые мучили ее долгое время. Она даже рассказала о своих проблемах с Джеймсом и о том, что их брак, по сути, распался.
Когда она закончила, он задумчиво допил вино и наконец сказал:
– Возможно, женщины – единственные подлинные христиане мира. Принося жизнь в этот мир, они относятся к ней как к драгоценности. Когда они видят человека, обижающего своего брата или обрекающего его на смерть, не важно по какой причине, они думают: «Это мог быть мой сын». Женщины относятся к событиям с точки зрения человека, а не идеи. И замечательно, что они поступают именно так.
Морган улыбнулась:
– Как странно слушать священника, который говорит так просто, без назиданий.
– Если бы мы все именно так говорили со своей паствой, возможно, не оказались бы в таком положении. Нас, священников, епископов и кардиналов, проклинают ничуть не меньше, чем короля Генриха. Большинство людей отвернулись от своей религии и совершенно не заботятся о том, что может произойти. Они хотят безопасности, а не спасения. Хотя, – задумчиво продолжал он, – даже если наши ошибки могут объяснить действия короля и его сторонников, это вовсе не повод отвергать старую веру. Конечно, кое-что в нашей жизни неизбежно – но я не думаю, что это разрыв с папой.
– Так где же выход, отец? – спросила Морган.
