Секунду поколебавшись, Женевьева все-таки спросила:
– А как Рурк Эдер? Как тебе с ним?
– Я знаю, ты не любишь его, но не осуждай Рурка так сильно. Он лишь предложил то, что по его мнению, было бы хорошо для тебя, – в глазах Пруденс мелькнула усмешка. – Разве не так же ты поступила у Бримсби?
Женевьева согласно кивнула, обезоруженная ее доводами:
– Но Рурк кажется таким грубияном.
– Он очень добр, – мягко возразила Пруденс и коснулась рукой талии. – Надеюсь, Рурк будет замечательным отцом.
Женевьева внимательно посмотрела на подругу.
– Так ему обо всем известно? – почему-то она не могла поверить, что Рурк будет любить чужого ребенка.
– Конечно, нет, – быстро ответила Пруденс. – Сейчас я ему ничего не скажу. Может, потом, спустя несколько недель после свадьбы…
– Боже мой! Пруденс! Неужели ты надеешься, что Рурк будет считать ребенка своим?
– Конечно. Пусть он родится раньше срока, но я слышала, такое случается довольно часто.
Неожиданно позади них раздался тихий смех. Пруденс оглянулась и, увидев перед собой желтоволосую женщину, побледнела. Облокотившись на перила, та рассеянно чистила ногти и широко улыбалась.
– Привет, – хрипло сказала она. – Меня зовут Нел Вингфилд.
Женщина так пристально посмотрела на Женевьеву и Пруденс, что Пруденс даже стало плохо. Нел снова рассмеялась и пошла прочь, настолько вызывающе покачивая бедрами, что один из матросов, наблюдавших за ней, чуть не упал с мачты.
– Она слышала, – прошептала Пруденс. – Эта женщина слышала, о чем мы говорили.
– Ну и что же?
– Да, действительно, ничего страшного не произойдет, – с явным облегчением согласилась с подругой Пруденс. – Рурк никогда не поверит сплетням, особенно если их станут рассказывать такие, как она. Кроме того, через несколько недель он будет слишком взволнован известием о ребенке, чтобы слушать подобные бредни, – продолжала успокаивать себя Пруденс.
Женевьева недоверчиво покачала головой: она всегда считала, что Пруденс не способна на ложь.
– Я не испытываю большой симпатии к Рурку, – осторожно сказала девушка, – но, тем не менее, мне кажется, бедняга должен знать…
– Никогда, – решительно заявила Пруденс. – Я не хочу, чтобы невинный ребенок страдал из-за чужих ошибок. Тебе ведь известно, что эта идея принадлежала миссис Бримсби. Именно она запретила мне говорить правду, объяснив, чем это может обернуться для ребенка.
Женевьеве внезапно стало жалко Рурка: из юноши сделали козла отпущения. Он явился как раз вовремя, чтобы спасти репутацию и четы Бримсби, и Пруденс Мун.
– Я должна идти, – сказала Пруденс. – Рурк заказал для нас каюту, и мне нужно устраиваться. А где разместилась ты, Женевьева?
Девушка недовольно поморщилась:
– Внизу, вместе с другими женщинами. Я подозреваю, что мистер Калпепер выделил мистеру Пигготу достаточно денег, чтобы заплатить за отдельную каюту, но тот просто не хочет тратить их на меня.
– Бедная Женевьева. Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, скажи нам. Рурк необычайно щедр.
Женевьева отвернулась: она не нуждалась в щедрости Рурка Эдера. Заметив, как несколько женщин спустились по узкой лестнице на нижнюю палубу, девушка решила пойти за ними и осмотреть помещение, в котором ей придется провести долгие недели плавания.
Женская каюта оказалась очень тесной даже по меркам, привычным для Женевьевы. Восемь узких коек занимали все пространство вдоль стен. Под каждой из них оставалось совсем немного места для вещей. Потолок же нависал так низко, что не позволял выпрямиться во весь рост. На шести койках уже сидели женщины, Женевьева заняла седьмую, бросив унылый взгляд на сырой бугристый матрас. Он пропах плесенью, и, похоже, в нем водились насекомые.
В этот момент, проклиная все на свете, в каюте появилась Нел Вингфилд: ее красная юбка за что-то зацепилась и порвалась. Шумное присутствие этой женщины заполнило и без того крошечное пространство.
– Осталась одна свободная? – спросила она, указывая на койку. Ей никто не ответил, и женщина осмотрелась по сторонам. – Нет, эта мне совсем не нравится. Та, под лампой, получше.
Нел, подбоченясь, встала перед похожей на мышку девушкой – именно она и занимала эту койку. Та покорно начала собирать свои вещи.
– Оставь в покое Эми, Нел Вингфилд, – сказала одна из женщин постарше.
– Заткнись! – огрызнулась Нел и снова повернулась к Эми. – А ты вставай поживее!
В комнате наступило напряженное молчание. Женевьева понимала, что женщинам придется жить в этой каюте не одну неделю, и нельзя позволять Нел командовать с самого начала.
Будучи не в силах выносить подобную грубость и бесцеремонность, Женевьева подскочила к Нел и со злостью сказала:
– Ты не имеешь никакого права на эту койку!
