уверен, что оно у меня есть. Во всяком случае, пока я не попросил кое-кого подготовить их должным образом. Иначе поднимется слишком много шума. Еще бы, залитая кровью яхта, начиненная трупами и взрывчаткой.
Элеонора помолчала. Потом не глядя на меня заговорила:
– Тебе не удастся замолчать эту историю, Мэтт. Во всяком случае, до тех пор, пока она жива. – Я ничего не ответил, и Элеонора продолжала, аккуратно подбирая слова: – Ведь ты хотел, чтобы я ее убила, не так ли?
– Мне приходило в голову, что в дальнейшем это может оказаться нам на руку. Но если говорить без лишних эмоций, возможно, для нее так было бы лучше. Вспомни, как она настроена и что ее ждет на берегу.
– А каково мне жить, иметь такое на совести, к делу не относится, не так ли?
Мгновение я молча смотрел на нее.
– Я сказал лишь, что понимал преимущества подобного исхода. По-вашему, мне следует закрывать глаза на возможные последствия, мисс Брэнд? Ведь я не говорил, что намеренно устроил все таким образом.
– Но ты…
– Нацелил тебя на единственного противника, с которым ты могла надеяться управиться. И настроил максимально использовать свои возможности. Сколько ты весишь, сто десять, сто пятнадцать фунтов? С чем ты упражнялась? С клавишами печатной машинки? Неужели ты думаешь, что продержалась бы хоть пять секунд в схватке с девушкой, которая на двадцать фунтов тяжелее тебя да пребывает еще в прекрасной спортивной форме, если бы не мои инструкции сражаться не на жизнь, а на смерть? Смотри, чего тебе удалось добиться. Ты довольно серьезно поранила ей ногу, немного помяла ей скальп. Потом тебе повезло, и она свалилась в проем. Учитывая разницу в весе, весьма неплохо, но все благодаря решительности, не так ли? Как ты думаешь, чем кончилось бы дело, если бы тебя останавливали сентиментальные предрассудки? Эта юная амазонка выжала бы тебя как половую тряпку и повесила бы сушиться.
Какое-то время Элеонора молчала. Потом неохотно кивнула.
– Хорошо. Прости, я была не права. – На меня она не смотрела. Все так же не глядя на меня, негромко добавила: – Но ты еще все можешь исправить. Исправить ее. Довести до конца эту грязную работенку.
Мы с ней сидели, расслабившись, над парой стаканов с крепкими напитками в главной каюте, в которой успели прибрать после того, как она послужила нам полевым госпиталем – даже у Элеоноры красовались бинты на запястье, которое я порезал, освобождая ее. Серина лежала на канапе с подветренной стороны, в буквальном смысле перевязанная с ног до головы. Она так и не пришла в сознание, но мой непрофессиональный осмотр показал, что зрачки у нее одинакового размера и особых вмятин в черепе не наблюдается. Мы обрезали окровавленные волосы и обработали рану настолько, насколько позволяла аптечка “первой помощи”. Извлекли из ее ступни каблук, для чего понадобились щипцы – к счастью для нее, она не приходила в сознание – после чего использовали остаток маленького мотка двухдюймового стерильного бинта для перевязки. Все это было сделано после обработки и перевязки дыры в моей ноге – Элеонора настояла, что ею мы должны заняться в первую очередь. И теперь сидели рядом, глядя на лежащую напротив девушку, не забывая о трупах, все еще остающихся на палубе, и опущенных нами парусах, которые следовало закрепить ненадежнее. Лишенная парусов “Джембоури” тяжело покачивалась на волнах Атлантического океана.
– Отличная мысль, – одобрительно сказал я. – Почему ты не подумала об этом раньше? Мы не стали бы с ней возиться. Совершенно верно, от нее нужно избавиться. Какой способ ты предлагаешь? Перерезать горло слишком нечистоплотно – мы только что немного здесь прибрали – а голова у нее, похоже, довольно крепкая… Знаешь, пожалуй я воспользуюсь подушкой, так же как они управились с тем парнем в больнице. Если ты не возражаешь, я просто положу ей подушку на лицо и посижу сверху несколько минут.
– Мэтт, прекрати. Я посмотрел на нее.
– Ведь ты сама предложила. В чем же дело, нервишки сдали?
Элеонора облизала губы.
– Не издевайся надо мной. Я… я имела в виду, что ты убивал людей…
– Теперь ты тоже их убивала, – сказал я и увидел, как она вздрогнула. – Я мог бы подумать об этом, чтобы спасти мир от полного уничтожения. И даже, чтобы уберечь Соединенные Штаты Америки от внезапного сокрушительного нападения. Но только не из-за внутриведомственной склоки, связанной с мистером Зарвавшимся Ослом Беннеттом. Если он нуждается в убийстве беспомощной женщины – еще одной беспомощной женщины – пусть убивает ее сам. Я готов до определенного предела постараться, чтобы его подвиги не стали достоянием гласности, поскольку в этом заинтересовано правительство, на которое я работаю. Могу даже произнести пылкую патриотическую речь на эту тему, но то, что ты предлагаешь, выходит за всякие границы. Собственно говоря, в данном случае мое задание заключается в том, чтобы доставить тебя домой живой, все остальное второстепенно. – Я поморщился. – Теперь, пожалуй, мне стоит пропустить еще стакан, прежде чем заняться похоронными делами. Потом попытаемся разобраться, как управляться с двигателем. В парусах я не очень разбираюсь, но иметь дело с катерами приходилось. Если ты не возражаешь, мы все же попробуем отыскать путь к цивилизации собственными силами.
– К цивилизации и к людям, которые помогут тебе замять эту историю. – Однако последнюю фразу она произнесла со слабой улыбкой на лице.
– И людям, которые помогут мне замять эту историю настолько, насколько ее можно замять, пока эта девушка жива, – согласился я, предлагая ей наполнить мой стакан.
На палубе мы действовали осторожно и методично, как и подобает паре сухопутных крыс, брошенных посреди океана на яхте, с которой они не умеют обращаться. Солнце уже поднялось достаточно высоко, предвещая спокойный теплый день. Мы навели порядок на палубе, причем о подробностях проделанной нами работы лучше не упоминать. Сняли изорванный кливер, сложили и упрятали в парусный рундук под сиденьем кокпита. Свернули грот, подвязали его к гику и зафиксировали гик. Затем проделали ту же операцию с маленьким фока-штагом на носу, которому отводился собственный гик. Более маленькая и не раненая Элеонора еще раз пробралась на узкий нос и подвязала рабочий кливер, поверх которого устанавливался большой кливер, к стальному ограждению, чтобы парус не сдуло за борт. После чего мы отыскали инструкцию двигателя и внимательно ознакомились с ней. Немного прогрев, завели мотор и, удостоверившись в его исправной работе, включили сцепление. Двигатель проработал еще минуту и со скрежетом остановился.
Я предпринял еще одну попытку. Двигатель отлично крутился в холостом режиме, но заклинивал сразу после включения сцепления. Наконец Элеонора выглянула за борт, подозвала меня к левому ограждению и указала вниз. Я посмотрел и увидел протянувшийся вниз канат, исчезающий под кормой: отстреленный мной от кливера трос, который теперь цепко обмотался вокруг винта…
Полчаса спустя я помог Элеоноре с трудом взбираться на палубу по свисающему трапу. Она неудержимо тряслась, нагая, за исключением обернутой вокруг бедер повязки, к которой крепилось экстравагантные ножны Адама, ныне пустые.
– Прости, – выдохнула она, пока я укутывал ее в полотенце. – У м-меня ничего не получилось, это все равно, что резать железо, и я потеряла дурацкий нож. – Похоже, она прочитала мои мысли, потому что пристально посмотрела на меня и сказала: – И я не позволю тебе взять другой нож и попробовать сделать это самому, с твоей-то ногой! Еще занесешь инфекцию или что-нибудь в этом роде… Что ты уставился? Можно подумать, вы впервые видите голую женщину, мистер Хелм, к тому же бледно-зеленый цвет и гусиная кожа вряд ли делают меня особенно привлекательной. Брось мне эти штаны, пожалуйста. Господи, сейчас и представить невозможно, что когда-то они стоили восемьдесят долларов!
– Элли, – сказал я.
– Теперь кофточку. Не везет мне с кофточками, правда? Бьюсь об заклад, что на этой занюханой яхте не найдется простой иголки.
– Элли, – повторил я.
