В тишине отлично было слышно, как она идет. Я решила ложиться.
В последний раз вышла на терраску посмотреть. Он шел по тропинке к моему крыльцу. Я поспешила в дом, бросилась к зеркалу, увидела свои испуганные глаза, пригладила вихры. Стук раздался.
Я отворила дверь. Он стоял на крыльце.
– Здравствуйте.
– Привет.
– Я ваш сосед.
– Я знаю.
– Слушайте, у вас сахару нету?
– К сожалению, нет. Зато есть конфеты. И чай совершенно горячий на плите. И картошка с тушенкой. Да, и сгущенка есть. Заходи.
Он даже просиял.
Топал за мной через холодную терраску в натопленную комнату и говорил:
– Понимаешь, я совершенно не могу быть один. Я только сегодня понял, раньше просто не задумывался, что никогда в жизни не оставался один дома! Даже днем. Даже на полчасика не оставался. Можешь представить?
– Руки чистые?
– Что? Да. Я всегда мою. Я в этом смысле дисциплинированный.
– Тогда садись к столу.
– Привет! – сказал он кошке, которая смотрела на него с половичка у теплого бока печки.
Я поставила перед ним сковородку с тушенкой, тарелку с хлебом, чашку.
– А ты не будешь?
– Так посижу.
Как будто он был мне давным-давно знаком. Как будто уже сто раз я видела, как он ест, как прихлебывает чай, как целиком кладет в рот конфету и какая у него при этом блаженная физиономия.
– Зачем же ты сюда один приехал?
– Честно? С родителями поссорился.
– А я думала, меня хотел увидеть.
– Нет. – Он рассмеялся. – Я о тебе забыл.
– А было что забывать?
– Пару раз я тебя видел все-таки. Издали.
– И что думал обо мне?
– Да ничего особенного. Чудная девчонка. Живет одна и не боится.
– Значит, не чудная, а храбрая.
Мы сидели друг против друга. Угол стола нас разделял. Я слышала бумажный шорох электрического света.
– Вот интересно, – сказал он, – волосы у тебя жесткие или мягкие?
– А как ты думаешь?
Он коснулся моих встрепанных волос.
– Проволока.
– Это маленькие антенны.
– И что же они ловят?
– Всё.
– Всё?
– Всё, на что я настроюсь.
– И на что ты сейчас настроена?
– На твою руку.
– И что?
– Дрожит.
Он придвигался со своим стулом все ближе и ближе.
– Ты весь половик сгреб.
– Да?
Он ткнулся губами в мой нос. Я рассмеялась, и он, кажется, обиделся.
Во всяком случае, отстранился и поглядел мне в глаза недоуменно.
Тогда я ухватила его за уши и приблизила к себе. Тут мы сверзились.
Кошка заорала и взлетела на печку. Мы расхохотались.
Пол был теплый. Прогоревшие угли потрескивали в печи. Но к утру потянуло холодом, и мы перебрались на диван. В институт я приехала только к третьей лекции.
Он появлялся каждую неделю. Привозил гостинцы: шоколадные конфеты, пирожные. Мы проводили вместе вечер и ночь. Наутро прощались. Он болтал мне о родителях, о брате, о своем детстве. Я все больше молчала и слушала.
– Знаешь, – сказал он мне как-то раз, – я теперь о тебе часто думаю.
Мы шли с дровами из сарая. И остановились в саду, завороженные тихими сумерками. Поставили тяжелую двуручную корзину на тропинку.
Он прислонился к черному стволу яблони.
– Я даже думаю, влюбился я, что ли. Но это не то. Я знаю, что ты не обидишься на такие слова. Ты необычный человек. Ты занимаешь мои мысли. Ты как будто все время смотришь на меня. Даже ночью, когда я сплю.
Я отломила от ветки сосульку и отгрызла кончик. Вкус был пресный и немного деревянный.
– Еще я не представляю тебя вне этого места. Отдельно от этого сада, от этого снега, от этой яблони, от этого дома с кошкой и печкой. Мне даже в голову не приходит, что я могу встретиться с тобой где-нибудь в городе. Тем более привести тебя к себе домой. Ты не обидишься?
Ведь я сюда езжу один, и никто из наших не знает, что здесь со мною происходит. Здесь – моя тайна. То есть тайна – это ты.
Я присела на корзину с дровами, загребла снег, слепила снежок.
– Я никогда никому не говорил таких странных слов. Они никогда не приходили мне в голову.
– Ты хороший мальчик, – сказала я, – из хорошей, интеллигентной семьи. Начитанный. Ты все придумал. Обстоятельства помогли. Во мне нет ничего особенного. И существую я не только здесь. При желании можешь удостовериться.
– Нет.
– Почему?
Он не отвечал.
– Не хочешь разрушать свою фантазию? Ну и ладно. Правду сказать, меня тоже это положение устраивает.
Я швырнула в него снежок.
Мы катались в снегу, барахтались. Устали, запыхались. Потащили корзину к дому.
Сидели на коленях, плечом к плечу, у открытой дверцы печи, смотрели на огонь. Я думала, что скоро растает снег и закончатся наши встречи. Он это тоже понимал. О чем думал, глядя на пламя, не знаю, не спросила.
Марту подходил конец.
К моему счастью, зима не спешила. Я слышала, как в электричках люди жаловались на затянувшиеся холода, как мечтали о тепле, о летней неге. Если со мной заговаривали, я отвечала – да, конечно, скорей бы. Я казалась сама себе Снегурочкой, которая растает и уйдет в небо с дымом весенних, пожирающих прошлогоднюю траву костров.
И все-таки большей частью я оставалась одна, сама с собой, не считая кошки. И правду сказать, одиночество я любила больше. Мои встречи с соседом лишь оттеняли его.
Однажды утром я вновь увидела в почтовом ящике на калитке белый листок. Я бросилась за ключом.
В ящике лежало письмо на мое имя. Отправитель – редакция журнала
