холле…
Глава 26. С НОВЫМ СЧАСТЬЕМ
Они устроились сбоку полукруглого амфитеатра, где каждый ряд столиков стоял чуть выше предыдущего и был отгорожен чем-то вроде циновок так, что соседей не было видно. Хоть и было слышно. Эстрада, увитая цветочными гирляндами, тоже полукруглая, оказалась внизу, почти под ними. На столике их уже ждали закуски и шампанское в серебряном ведерке со льдом.
Больше всего Наташу поразил темп, в котором все вокруг как-то разом закрутилось. Тенями скользили официанты, но не в черном, как в ресторане, а в каких-то национальных одеждах — быть может, это были легкие стилизованные пончо. Невидимый оркестр заиграл увертюру. Потом на эстраде оказался очень смуглый черный господин, конферансье, по-видимому, который стал что-то очень быстро говорить. Наверное, его шутки были уморительны, потому что за невидимыми соседними столиками то и дело громко смеялись мужчины и, повизгивая, вторили им женщины. Вслед за мужчиной на сцене оказался кордебалет и принялся за канкан… Наташина голова уже кружилась от ветра с моря, от запахов южной ночи, от текилы и бурной музыки. Тем более, что дамский канкан сменили молодые люди, и, глядя на то, как зажигательно и сексуально они двигаются, Наташа — к собственному удивлению — ощутила волнение очевидно плотского толка. Во время пряного выступления ансамбля гитаристов совместно с арфистами Наташа и вовсе разволновалась, махнула еще шампанского и не сразу заметила, что на ее руке лежит ладонь Виктора. Руку она убирать не стала. Потом был ксилофон, на котором играли одновременно четыре человека: маримба, шепнул Виктор, но Наташа не поняла, к чему относится это слово. И тут Наташа обомлела: под эту томную мелодию она когда-то целовалась на танцплощадке с совершенно незнакомым парнем. Это была Ла Мамба. И Наташа склонила голову на его плечо…
Странно, насколько плохо она помнила дальнейшие перипетии этой новогодней ночи, настолько чуть не до слова могла повторить то, что шептал ей на ухо Виктор. А говорил он — о России. О том, что там, в снегах и дипломатических заботах, ему очень помогла одна русская женщина. Звали ее, конечно же, тоже Наташа…
У Наташи было чувство, что ей рассказывают сказку, причем знакомую: свирепое КГБ охотится за мексиканским рыцарем плаща и кинжала по заметенным улицам неприятной русской столицы; и прекрасная русская женщина, без памяти влюбленная, пренебрегая смертельной опасностью, дарит себя шпиону. Что- то среднее между «Доктором Живаго» и Ле Каре. Но эта мелодрама звучала так ностальгически в вихре мексиканского карнавала, приуроченного к тому же к новогодней ночи, что казалась упоительной. Сейчас довольно чопорная Наташа с удовольствием услышала бы какие-нибудь пикантные подробности, но сказки Виктора были и патетичны, и сентиментальны… Наконец, Наташа шепнула:
— А где же вы встречались?
— О, это было так нелегко. У меня в отеле было невозможно. И нельзя было снять гостиницу. Она принимала меня у себя… как это называется… в коммуналке… Но страсть приходилось сдерживать, хоть мы и заводили громкую музыку…
О, это все мы проходили, подумала Наташа, вспомнив давнего коммунального соседа своего мужа, тогдашнего лейтенанта, но вслух лишь восхитилась отваге своей тезки. Потом она вдруг на удивление явственно вспомнила Валерку, и обрадовалась, что встретятся они совсем скоро… Виктор говорил и еще что-то о своей снежной королеве, но Наташа уже была в забытьи…
Она проснулась в своем номере — жалюзи были сомкнуты и тихо журчал кондиционер — Наташа уже привыкла к этому постоянному мексиканскому звуку. Она нашла себя одетой на не разобранной постели. Ее дивное новое платье было нещадно помято. И некоторое странное чувство она испытала внизу тела. Оказалось, что на ней отсутствуют трусы. С ужасом Наташа потрогала у себя между ног, но там, слава Богу, было сухо. Но он мог использовать презерватив, подумала она.
Ее охватил гнев. Конечно, вечер был на славу, но ведь дело кончилось тем, что ее изнасиловали. Такой идальго, с горечью думала она, изнасиловал женщину, которую сам же напоил до бесчувствия. Права была Женька, все мужики… Наташа не додумала эту свежую мысль, потому что в номер постучали. Она еще ничего не успела ответить, как вошел Виктор.
Она попыталась приподняться, но голова закружилась, номер чуть покачнулся, и ее едва не стошнило. Она опять откинулась на подушку, только сейчас осознав, до чего ей плохо.
— Вот, — сказал Виктор, — выпейте.
Сил на препирания у нее не было. Она с трудом приподняла голову и глотнула из длинного стакана что-то холодное и отдаленного знакомого вкуса. Струйка побежала по подбородку и капнула на шею.
— Я уезжаю сейчас же, — только и сказала Наташа и опять заснула.
Глава 27. ПОЕХАЛИ
Наташа продремала и всю дорогу до материка, — Виктор эвакуировал ее морем, — тем более, что паром покачивало. У стоянки автомобилей в Макдональдсе Виктор пытался накормить ее хоть чисбургером, но она с отвращением отказалась, хоть и согласилась беспринципно выпить в соседнем баре ставшую непременной маргариту. Наташа презирала себя, но еще больше презирала его, лошеного придурка — а еще шпион. Поэтому за все это время они не перемолвились ни словом. Потом Наташа опять закемарила.
Очнулась она только, когда машина замедлила плавный ход, преодолевая горный подъем, и завиляла по серпантину. Наташа повертела головой — шея затекла — и была поражена красотой, стоявшей вокруг. Дорога петляла между нависающих скал, но иногда справа открывался вид на долину, где по склонам стояли золотого цвета сосны. Наташа хотела было спросить, где они находятся и куда едут, но во время спохватилась, что она с ним не разговаривает.
И тут заговорил он.
— Сеньора не хочет узнать, отчего на ней ночью… как это сказать по-русски… де-ли-кат-но … убыло нижнее белье?
Наташа покраснела и ответила:
— Не хочет. Говорите.
— Синьора собиралась нырнуть в бассейн в холле отеля и решила переменить свой бальный костюм на купальный.
Он врет, решила Наташа, но все равно ей стало невероятно стыдно. А что, если это действительно было так? И ей захотелось его убить. А это, говорила же Солвейг, в Мексике стоит совсем недорого.
— Несколько молодых американцев там уже плавали, и синьора, надо думать, хотела присоединиться…
Боже, я снимала трусы в холле? После этой мысли Наташа уже не сомневалась, что убить Виктора необходимо. Хоть у нее и мелькнула справедливая мысль, что в такой ситуации спутнику женщины бывает за подобное ее поведение, мягко сказать, неловко. Ну и пусть, все равно, подумала Наташа. И захотела еще текилы. Ей не пришло в голову, что подсознательно она всегда мечтала повторить хоть один из восхитительных подвигов Витьки Шипицына, на что ее жизнь никогда не оставляла ей ни единого шанса…
— И что вы хотите этим сказать?
— Я всего лишь подумал, что вам это будет интересно. И внести некоторую ясность… как это, избежать двусмысленность. Впрочем, я вас не виню, вы — женщина, обычно пьющая мало…
Он бы еще меня винил — сам же и напоил до скотского состояния, скотина такая; убить — мало. Но Наташа вслух ничего не сказала, не обратив, впрочем, внимания на тавтологию. И вдруг поняла, что мотор слышен тише и тише, а потом будто и вовсе выключился. Они ехали по краю какой-то цветущей долины у почти отвесных гор; внизу текла бурная горная речка, прыгающая, сверкая, по валунам, но и ее слышно не
