Алексей Лукьянов
Жесткокрылый насекомый
один
В половине второго детский голос начал звать маму.
Ребенок плакал, умолял впустить, клялся, что больше так не будет, обещал всегда слушаться, жаловался на голод и холод. Когда мольбы нон-стоп перевалили за два пополуночи, народ начал выглядывать в окна, и оказалось, что у третьего подъезда стоит мальчик, освещенный прожектором, установленным на крыше. Жильцы потихоньку закипали: какая-такая мамаша выставила дитё в шортах и футболке? Хотя для шестидесятой параллели ночи стояли удивительно теплые, но мало кто из проснувшихся хотел бы оказаться на улице в трусах и майке, особенно когда вовсю свирепствуют комары.
Жильцы начали выскакивать на балконы.
— Э, малец, ты совсем рехнулся?
— Что вы кричите, ребенок заблудился!
— Милицию надо. Пацан, ты чей?
Ребенок не отвечал. Он смотрел на балкончик третьего этажа, оттуда на него пялились три кошки.
— Он что, внук этой бабы, что ли?
— Ну вы же слышали: он маму зовет.
— Да у нее, кроме кошек да собак, дома никого не водится, даже мужика!
— Милицию, милицию надо! Эй, пацан!..
Марину Васильевну разбудил даже не звонок в дверь, а последовавший за ним отчаянный перелай Капитоши, Чумки и Чапы, изолированных на ночь друг от друга на лоджии, балкончике и кухне. Глянув на часы — кому не спится в ночь глухую? — встала с постели и пошла к двери.
— Кто там?
— Ты что же делаешь, курва? Что мальчонка-то твой под окнами причитает, весь дом перебудил?
Голос принадлежал соседке сверху, вздорной бабе предпенсионного возраста. Марина Васильевна выждала, пока баба проорется, потом поинтересовалась:
— Вы меня ради этого подняли в третьем часу ночи?
Оказалось, что соседка за дверью не одна, вместе с ней возмутилось еще два человека:
— Ты ребенка пустишь домой, или мы милицию вызовем?
— Совсем сдурела, училка?
— Что за бред, какого ребенка? — Она распахнула дверь, нимало не заботясь тем, что дух от тридцати двух кошек и трех собак не может озонировать тесную однокомнатную квартиру.
Делегация поморщилась, но позиций не сдала.
— Чего над ребенком издеваешься, интеллигенция?
— Полную квартиру тварей всяких держишь, а сына на улицу гонишь! Не стыдно, мамаша херова?
— Вы в своем уме? — вспыхнула Марина Васильевна. — Я здесь больше десяти лет живу, давно можно было заметить, что у меня нет детей.
Все замолчали. За спиной надрывались собаки.
— В милицию бы… — растерянно предложил сосед, не без интереса разглядывая ночную рубашку хозяйки.
— Он под твоим балконом кричит, — добавила Вздорная Баба.
Марина Васильевна решила, что проще разобраться на месте, нежели вести непродуктивный спор в неглиже.
— Сейчас выйду.
Вопреки ожиданиям, соседи не спустились вниз, пока она надевала халат и куртку. Они по-прежнему торчали под дверью, что-то горячо обсуждая. Когда Марина Васильевна вышла на площадку и захлопнула дверь, возмущенная интеллигентскими замашками старуха со второго этажа предложила:
— Ты там посмотри… ну, вдруг не твой, а знакомых… чего же иначе он приперся?
— Прекратите нести чепуху! Разбудили — ведите, и нечего хвостом вилять.
Делать нечего, пришлось спускаться всем вместе.
На первом этаже все остановились перед распахнутой настежь дверью из подъезда.
— Простите, может, я чего-то недопонимаю. — Марина Васильевна оглядела визитеров. — Вам не кажется, что, если бы ребенок был моим, он мог вполне цивилизованно войти и позвонить, а не кричать под балконом, как приблудный кот.
Простота и изящество этой мысли буквально поразили соседей. С улицы доносились жалобные всхлипы, все четверо стояли и не знали, что делать дальше: то ли разбираться до конца, то ли позволить событиям исчерпаться самопроизвольно. В конце концов Марина Васильевна сделала шаг к двери, и тут началось самое дурацкое приключение в ее жизни.
Едва стихийная комиссия по чрезвычайному положению оказалась во дворе, ребенок с криком: «Мама! Мамочка!» бросился к Марине Васильевне и уткнулся зареванной, в черных разводах мордочкой ей в живот.
— Вот сука… — протянула Вздорная Баба.
— Да ее точно в милицию надо! — Мужик яростно засопел и поспешил восвояси.
Старуха ничего не сказала. Она плюнула на Марину Васильевну и пошла следом за сбежавшим соседом.
Зато Вздорная Баба продолжала:
— Что же ты, сука, делаешь, падла ты несусветная?! Это же как оскотиниться надо, а?! Да тебя убить за такое мало…
Мальчик на мгновение оторвался от ничего не понимающей «мамы» и сердито посмотрел на Бабу.
— Дура.
У соседки отвисла челюсть, но она быстро пришла в себя:
— Ах ты, пи…деныш…
Рука «мамы», вся в царапинах и аллергических пятнах, перехватила подзатыльник.
— Не смейте бить ребенка! Завтра мы вызовем милицию и во всем разберемся.
— Не трогай меня, сука! Учить она меня будет! Я детишек ночью на улицу не выгоняю! Я сейчас милицию вызову! Семеныч свидетелем будет, и тетя Клава тоже! Б…дь такая!
Марина Васильевна не стала слушать. Она взяла мальчика за плечо и повела к себе. Вслед неслась брань, орать Вздорная Баба могла долго и самозабвенно. Ладно еще, сразу следом не пошла…
Дома вновь разлаялись собаки, и Марина Васильевна оставила мальчика одного, чтобы успокоить животных. Те долго не унимались, да еще с улицы продолжала вещать соседка, и Марина чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной.
Часам к трем все успокоилось, но появилась новая проблема: куда устроить спать ребенка? Постель в квартире имелась всего одна. Не будет же она… Чтобы хоть немного отвлечься, «мама» решила покормить блудного сына.
Тот прикорнул в коридоре на тумбочке, рядом с Римусом и Лапкой. Коты с двух сторон обложили чумазого мальчишку, подрагивали хвостами и громко мурлыкали. Носик ребенка во сне непроизвольно морщился: коты пометили всю квартиру раз по сто каждый.
— Эй, существо, — Марина тронула мальчика за плечо.
Мальчик открыл глаза.
— Ты есть будешь?
Кивок.