Человек обернулся.
– Видите, насколько тут лучше вашей маме? – с улыбкой проговорила молодая докторша.
Человек еще не видел ее в халате. К ним домой она всегда являлась без халата. В белом она показалась ему более миловидной. Пока, наклонившись над старухой, она сосредоточенно слушала пациентку, он успел внимательно ее рассмотреть. Сильные точеные ноги. Кожа даже под чулками не производит впечатления нежной. Наверняка волосатая. А у волосатых женщин кожа всегда грубее.
Докторша поднялась, повесила на шею фонендоскоп, уперлась рукой в бок и выпятила грудь. Устала. Это он прочитал по глазам.
– Целый день на ногах? – спросил он.
– Что? – не поняла женщина.
– Представляю, как болят у вас ноги в конце дня.
– Да. Тромбофлебит у врачей – такая же профессиональная болезнь, как у официантов, – ответила она со смешком.
– Сочувствую вам.
– Хм… спасибо… – смутилась докторша.
– Вам надо лечь и поднять ноги кверху, чтобы восстановить кровообращение.
– Знаю… Я так и делаю.
– Дома?
– Да. Вечером.
– Хорошо. О ногах надо заботиться.
Докторша не нашлась что ответить.
– Тем более о таких красивых, – добавил он.
Женщина почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, и нервно облизнула уголок рта.
Человек заметил, что губы у нее не накрашены.
Она снова улыбнулась, на сей раз немного застенчиво, склонив голову, и чуть слышно сказала:
– Спасибо.
Она признавала, что он красив, хотя в его обществе всегда чувствовала себя неуютно. Впрочем, в последнее время он как-то изменился. Стал не таким надменным, более душевным. Даже ноги ее заметил.
– Вам кто-нибудь подкладывает подушку под колени?
– Что?
– Кто приподнимает вам ноги и кладет их на мягкую подушку вечером, у вас дома?
Женщина опять вспыхнула. Взгляд его сделался таким настойчивым, чуть ли не лихорадочным. Он хочет знать, свободна ли она? Можно ли за ней поухаживать?
– Никто… – с бьющимся сердцем ответила она.
– Жаль.
XIII
Джудитта увидела, как мать, шаркая ногами, прошла на кухню с дымящейся тарелкой супа. Потом услышала, как та поставила ее в духовку.
– Отец не придет ужинать, – сказала женщина с легкой обидой. – Для разнообразия.
– Мама, у него это вроде отпуска, – попыталась разрядить обстановку Джудитта, поглаживая в убогой гостиной спинку кресла, в котором всегда сидел отец.
С тех пор как мусорщики объявили забастовку, сотрудник городской службы поддержания чистоты перестал приходить домой к ужину. Все вечера просиживал в баре или в остерии с друзьями.
– Не обидишься, солнышко? – спросил он в первый раз у дочери, а не у жены.
И Джудитта благословила его.
– Хотя бы предупреждал не в последнюю минуту, – продолжала ворчать мать из кухни, пропахшей запахом дешевой, купленной в порту рыбы.
Пол в кухне покрыт вытертым линолеумом в коричневых ромбах, по стенам в беспорядке тянутся почерневшие провода. Темная кухня освещена тусклым светом, сочащимся из-за матового стекла двери. За этой дверью как будто нависла над пустотой двора ванная с унитазом без крышки, хромированной сушкой для полотенец, заржавленной луковицей душа и пластмассовым биде, задвинутым за ненадобностью под раковину. Холодная, продуваемая сквозняками ванная не гарантирует сохранности интимных тайн.
– Честно говоря, неприятно, когда на тебя смотрят, как на прислугу, – снова завела свою нуду мать, когда Джудитта появилась на кухне по дороге в ванную. – Звонит в семь часов, когда все уже готово… Смотри не нарвись на такого, ведь все мужчины…
Окончания фразы Джудитта уже не слышала. Вода с шумом обрушилась на нее, залив обшарпанный пол. Впрочем, эти речи она слышала сто раз. Отец далеко не идеальный муж, Джудитта и сама это понимала. И глухое ворчанье матери, ее постоянные предупреждения, ее неверие в будущее и отвращение к жизни были ей понятны. Но отец он любящий, внимательный, во всем ее поддерживает, гордится ею. Всегда расспрашивает ее о делах, всем интересуется. Увидит, как она склонилась над книгами, обязательно с гордостью улыбнется и скажет: «Вот как мне повезло. С такой дочерью мне бояться нечего». Потом погладит ее по голове и добавит: «Будь счастлива, Джудитта. А если вдруг что – сразу ко мне». Отец – ее надежная гавань, за ним она как за каменной стеной. Еще в лицее, стоило кому-нибудь из учителей пожаловаться на Джудитту, отец, человек без особого образования и культуры, тут же закатывал рукава и разбивал все обвинения в пух и прах. По ночам она иногда видела, как он, сидя на диване, тайком берет ее учебники и восхищенно вертит их в своих заскорузлых руках. Как же ему хочется, чтобы она стала ученой женщиной. И ведь ни разу ни словом не обмолвился о своих жертвах, о том, с каким трудом он копит деньги на ее образование. Джудитта закрыла кран и натянула халат.
– …Прежде всего смотри, чтоб рукам воли не давали. Они думают, что все женщины стелиться перед ними готовы. Твой отец поначалу тоже так думал. Но я стояла насмерть. Пока не женился, ничего ему не обломилось. А мне и подавно. Вот ведь жизнь какая. Весь день строчишь на машинке, а толку чуть… Но я хоть замужем. Знала б ты, скольких несчастных девчонок я перевидала, которые скатились на самое дно, оттого что позволяли мужчинам руки распускать…
Гул фена не дал матери закончить очередную тираду. Высушив волосы, Джудитта прошла в родительскую спальню, достала из шкафа простенькое платьице, тронула тушью ресницы, чуть подкрасила губы светлой помадой. Когда вернулась в гостиную, мать сидела перед телевизором. В толстых стеклах очков отражалось происходившее на экране. Близорукостью Джудитта пошла в мать. Отец настоял, чтобы она показалась окулисту, и тот прописал ей контактные линзы, чтоб не ходить постоянно в очках. Мать, по обыкновению, принялась ворчать, что она не понимает, как это можно вставить стекло в глаз, но по тому, с каким ожесточением мать терла натруженную очками переносицу, Джудитта поняла: злится, что отец о ней никогда так не заботился. Трудно быть дочкой их обоих.
– Ты купила, что я велела? – окликнула Джудитту мать, не отрываясь от телевизора.
– Я сейчас иду, мама.
– Но ужин готов.
– Это недолго. Только до галантереи и обратно. Но если хочешь есть, начинай без меня.
– Вечно одна, и ужинаю, и обедаю. Ты стала такая же, как твой отец.
Джудитта, еле сдерживая раздражение, направилась к двери, но устыдилась, вернулась обратно и поцеловала мать в макушку.
Та не отреагировала.
На улице двое ребятишек бегали между горами мусора. В старом городе эти горы – привычное зрелище, забастовка мусорщиков не внесла в картину ничего нового. Джудитта машинально сунула руку в карман – проверить список, составленный матерью, и зашагала по направлению к порту. Иголки, нитки, тесьма, флизелин, плечики. Как хорошо, что отец дал ей возможность учиться, уж она не подведет ни его, ни себя. Ни за что не станет портнихой-надомницей с вечно распухшими, исколотыми пальцами и
