– Пошли, – сказал он.
Фрезе последовал за ним, прикрывая голову от летящих камней.
Они свернули в безлюдную улочку и направились к дому доктора Элеоноры Дерузико. Визит к Айяччио ничего не дал. Состояние больного резко ухудшилось. На него было страшно смотреть. Говорил он только о запахе ладана. Поняв, что ничего из него не выжмешь, Амальди и Фрезе с тяжелым сердцем ушли из больницы и нарвались на разъяренную толпу. Теперь они шли быстро, почти вплотную к стенам домов, и все время оборачивались. В самом конце улицы дорогу им преградил какой-то верзила. Лацкан его пиджака был оторван, галстук сбился набок; он шел пошатываясь, хотя и не был пьян. Казалось, внутри у него пружина, которая никак не может разжаться. В руке он держал пистолет. Амальди и Фрезе остановились, как вкопанные. Он их заметил и направил на них оружие, но без всякой агрессивности, словно перст указующий.
– Ну что? – спросил верзила, будто продолжая начатый разговор. – Вы нашли хоть одного?
Фрезе помотал головой; Амальди отмалчивался.
– Неужели никого?
Верзила подошел к ним вплотную; дуло пистолета почти уперлось Амальди в солнечное сплетение. У человека были красные безумные глаза; в уголках губ запеклась слюна.
– Спрятал бы ты свою пушку, а? – посоветовал Фрезе.
Амальди отметил, что в голосе помощника нет ни грана страха, а у него самого ноги стали ватные, когда верзила тупо взглянул на пистолет и поднес его к глазам.
– Ни одного? – повторил он, опуская руку.
– Ни одного, – эхом откликнулся Фрезе. – Нам всем надо передохнуть малость, а потом уж продолжим охоту. Договорились?
Глаза незнакомца сверкнули. Он был выше Фрезе чуть ли не на две головы. Амальди не знал, что делать. Фрезе поднял руку и с трудом дотянулся до плеча верзилы. Тот вздрогнул, как будто его ударило током. Фрезе посильнее сжал его плечо. Верзила снова стал размахивать пистолетом в воздухе, не в силах выдавить ни слова. Глаза его наполнились слезами. Фрезе легко вырвал у него оружие, вслед за этим здоровяк мешком рухнул на тротуар, пополнив кучу мусора.
– Домой пора, – сказал ему Фрезе. – Ты где живешь? Давай мы тебя проводим.
Но верзила только поводил головой из стороны в сторону, а потом затих, неподвижным взором уставившись на отбросы.
– Ну, ну, вставай, – приговаривал Фрезе, – иди домой. – Непонятно как, он умудрился поставить толстяка на ноги, шлепнул его по щеке. – Слышишь меня? Дома небось заждались.
Человек затряс головой.
– Вот и молодец. Адрес помнишь?
Верзила кивнул.
– Глянь, в каком ты виде. – Фрезе одернул на нем пиджак, поправил сбившийся галстук. – Что жена скажет? Не хотел бы я оказаться на твоем месте.
На губах незнакомца появилась слабая улыбка.
– Ступай, – повторил Фрезе и похлопал его по спине, как вьючного осла. И тот, как осел, послушно побрел к себе в хлев.
Они провожали его взглядами, пока он не свернул за угол, и только тогда продолжили путь. Несколько минут протекло в молчании. Амальди стыдился своей паники; наверняка Фрезе ее заметил.
– Спасибо, – наконец прервал молчание шеф.
– Не я, так ты бы его образумил, – великодушно отозвался заместитель.
– Нет, – качнул головой Амальди. – Я сам разума лишился.
Он шагал с опущенной головой, переживая недавнюю сцену и все еще чувствуя дуло пистолета у солнечного сплетения. Страх и собственное бессилие будто придавили его к земле. Великий и бесценный ум выдал короткое замыкание. Такой неудержимой, безоглядной ненависти к самому себе он еще не испытывал. Когда надо было показать жетоны двоим охранникам у двери в квартиру убитой докторши, Амальди вдруг приложил руку к сердцу, будто извиняясь за то, что забыл дома удостоверение.
– Мать моя! – охнул Фрезе, стоя на пороге.
Уже от входной двери была видна огромная лужа крови на кухонном полу.
Амальди отлепил руку от груди и стал самим собой – сыщиком, не упускающим из виду ни одной детали. С ходу включился в личное единоборство с убийцей и вновь обрел кошачью мягкость движений.
– Они были знакомы. Она его впустила, как видно, доверяла полностью, – сказал он помощнику.
Фрезе кивнул и молча указал пальцем на стену. Амальди, проследив за его взглядом, увидел надпись и проронил:
– Уведомление.
Они подошли поближе. Надпись гласила:
«Чистое и непорочное благочестие пред богом и отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира.[2] святой Джакомо».
– Это что еще за хрень? – недоумевал Фрезе.
Амальди покачал головой.
– Странно, – произнес он после паузы, словно говоря с самим собой. – Как правило, маньяки раз от разу упрощают свои послания, делают их все более понятными. Им хочется, чтобы преследователи постигли все величие их ума. Они вовлекают тебя в свой замысел. Ты объективная сторона, в некотором роде гарантия их уверенности… Ты реальность, и к этой реальности они жаждут приобщиться…
– Только две прописные, – заметил Фрезе. – Ч и Д. По-моему, они и написаны пожирнее, как будто он обвел их два раза. Но Ч стоит в начале фразы, она и должна быть прописной, а Джакомо – имя собственное. Приятно читать собственное имя, написанное кровью?
– Это не мое имя. Это святой Иаков.
– Ну да. А почему он его подчеркнул?
– Давай думать. Ч и Д, только две буквы. Это не случайно. Иначе он бы написал «богом» и «отцем» с прописных… и «святой» тоже, поскольку он идет после точки. Ч и Д…
– Инициалы будущей жертвы. Сукин сын понимает, что мы разгадали его ребус, и не желает подставляться.
– Нет… не в этом дело. Тут что-то другое.
– Что?
– Не знаю… Будем думать… Листья. Давай искать сухие листья. Где он их спрятал? Представим, что он… заставляет нас искать клад. – Амальди натянул латексные перчатки и начал обследовать кухню.
Фрезе отправился на поиски в гостиную.
Минут десять сыщики вытаскивали посуду, заглядывали под шкафы, рылись в подушках, обшаривали ванную и другие уголки квартиры, но тут же ставили все на место.
– Джакомо, – вдруг позвал Фрезе с дрожью в голосе.
Амальди уловил эту дрожь, хотя и был далеко, в спальне. Он тут же вышел и увидел Фрезе с конвертом и письмом в одной руке и двумя засушенными листиками в другой. Амальди узнал письмо, еще не взяв его в руки.
– Извини, я прочел, – сообщил Фрезе. – Вот почему он подчеркнул… твое имя.
«Джудитта, сначала я хотел попросить тебя дать мне время…»
– Там, внутри… – забормотал Амальди, – листья были там… в письме?
Фрезе кивнул.
Амальди упал в кресло, расстегнул ворот рубашки. Ему не хватало воздуха. Да, единоборство действительно стало личным. Как много лет назад. Как в тот первый раз.
