– Неужели для Саманты так важен успех в этих соревнованиях? – Ноэль удивленно поднял брови.
– Да.
– И, естественно, она ни за что не примет помощь тех, кто больше всего переживает за нее?
– Решительно – нет, – ответил Каллен, отметив про себя проницательность француза.
– Тогда нам надо только радоваться, что Саманта согласилась воспользоваться услугами мистера Гранта, – вздохнул Ноэль.
– Ты прав. Остается надеяться, что Эрин его не перехвалила.
Джошуа Грант действительно знал свое дело. На следующее утро около восьми часов Каллен уже помогал Саманте садиться в седло. Нога и лодыжка были по-прежнему забинтованы, но опухоль спала, и Саманта даже смогла неплохо выспаться в комнате для гостей в доме Маккензи. Оставалось только удивляться и преклоняться перед искусством иглоукалывателя.
Костюмы Каллена и Саманты, за небольшим исключением, повторяли друг друга: блестящие коричневые сапоги, белые бриджи, белые рубашки, канареечного цвета жилеты. Только сюртук у Сэм был черный, а у Каллена – алый. В вырезе рубашки Саманты виднелась цепочка с золотой подковкой; волосы ее были заплетены в косу.
– Эрин проследит, чтобы после каждого выступления тебя осматривал Джошуа, – сообщил Каллен.
– Странные вы люди: почему-то считаете, что я совсем о себе не забочусь, – обиженно проговорила Саманта, беря в руки поводья.
– Что-то я не замечал этого за тобой в последние месяцы, – нахмурился Каллен. – Так что советую смириться, а то будешь иметь дело с Эрин, мамой, отцом… не говоря уже обо мне.
– Ох, Каллен, занялся бы ты делом! Тебе ведь надо еще разогреть лошадь.
– Я не шучу. – Каллен погрозил ей пальцем.
– Ладно-ладно. Перестань наконец беспокоиться обо мне и подумай о собственном выступлении. Ты на третьем месте. Надеюсь, расслабляться не собираешься?
– Нет, конечно. Я еще обскачу Бомона, вот увидишь. Такая лошадь, как моя, ему и не снилась.
– И почему это мужчины так любят хвастаться? – с осуждением покачала головой Саманта.
– Кто бы об этом говорил! – рассмеялся Каллен.
Саманта тоже засмеялась, но несколько смущенно. Неожиданно она наклонилась и приложила руку к его щеке:
– Спасибо тебе за все, Каллен.
Она поехала к выходу из конюшни, а он все еще чувствовал тепло ее ладони…
У выхода Саманту остановила неизвестно откуда появившаяся Уитни в шикарном сиреневом костюме.
– Сэм, может быть, тебе не стоит ехать?
– Все в порядке, Уитни, – успокоила ее Саманта. – Не волнуйся.
– Ты уверена?
– Еще бы! Возвращайся на трибуну – и ты увидишь, на что способны Ларки в искусстве верховой езды.
Она поехала дальше; Уитни, качая головой, смотрела ей вслед.
– Твоя забота не может не растрогать, – съязвила Эрин.
Уитни обернулась, сверкнув глазами.
– Если мы по-разному видим счастье Каллена, это еще не означает, что я не люблю ее и не желаю успеха!
– Тогда почему же ты так поздно пришла? Ты же знала, что она выступает одной из первых.
– Ах ты, змея! – прошипела Уитни, щеки ее порозовели от злости. – Сэм – моя лучшая подруга. Я люблю ее, и она это знает. И мне совершенно наплевать, веришь ты мне или нет! – Она повернулась на каблуках и гордо удалилась.
– Ну и дела… – пробормотала Эрин.
– Что такое? – спросил подошедший Каллен, обнимая ее за плечи.
– Я как-нибудь не сдержусь и отлуплю нашу богиню! – сердито объявила Эрин.
– У всех у нас свой крест, – хмыкнул Каллен.
И они двинулись вслед за мечущей громы и молнии Уитни.
Конкур недаром стоял последним в соревнованиях по многоборью – многие считали его самым сложным испытанием, хотя маршрут включал пятнадцать препятствий. В конкуре оценивалось все: способность лошади хорошо прыгать, умение наездника ею управлять, а главное – на прохождение препятствий отводилось не более девяноста секунд. Кроме всего прочего, штрафные баллы в конкуре раздавались очень щедро. Штрафовалась любая ошибка: если лошадь касалась копытом водной преграды или заступала за ограничительную черту, если она на лишнюю секунду задерживалась у какого-либо препятствия. Если же лошадь три раза отказывалась брать барьер, она снималась с соревнований.
Каждая из пятнадцати преград в конкуре имела свои каверзы. Например, одно из препятствий представляло собой пирамиду ящиков, которые рассыпались, стоило лошади задеть их копытом. Еще одна преграда, деревянная, но выкрашенная под кирпичную кладку, возникала перед всадником и лошадью
