– Ладно уж, я сама.
Инга с чувством собственного превосходства сосредоточилась на кофеварке.
Алексей заглянул в холодильник. Взгляд нечаянно упал на бутылку коньяка. И вдруг жутко захотелось выпить, уйти из этой фальшиво-жизнерадостной реальности в чистый мир грез и сказок. Тоска какая-то, безнадега. Тренировки, победы... Кому, зачем это нужно? Ни одного близкого человека вокруг. Даже поговорить по-человечески не с кем. Инга его уже достала. Наезжает по любому поводу. Вот оно, воспетое в песнях одиночество вдвоем.
Он напрягся и резко выпалил:
– Инга, говорят, Костышин спивается. До белой горячки доходит.
– Да? И что?
– Что значит – и что? Он же нам как отец родной был!
– Это тебе. А у меня родной отец, слава богу, жив. И не пьет.
Алексей сжал зубы. Что-то часто в последнее время Инга поминает его отца «незлым, тихим словом». Он открыл холодильник и решительно достал бутылку коньяка.
– Леш, ты чего? Ты тоже туда же! С утра употребляют только алкоголики. Не смей!
Инга округлила глаза и брезгливо уставилась на коньяк. Затем перевела взгляд на Алексея.
Он тихо, отчетливо сказал:
– Хватит командовать! Раскомандовалась. У папы своего научилась?
Алексей наклонил голову и исподлобья уставился на нее немигающим взглядом.
Инга секунду взвешивала ситуацию, после чего жестко-насмешливо выдавила из себя:
– В принципе ближайшая неделя у нас свободна.
– Я в курсе. Кстати, тренеры-то на Кипре загорают – вчера отвалили. Эсэмэску на мобилу прислали ночью: «Поужинайте завтра без нас. С горячим южным приветом – ваши наставники».
– Вот, они времени даром не теряют! Денежки получили – и вперед. Торопятся жить. Видно, горящая путевка. А ты все тормозишь. Все равно интенсивные тренировки можно начинать только в конце месяца.
– Тренировку никогда не рано начинать, – буркнул Алексей.
– В общем, так. – Инга разозлилась. – Если хочешь стать алкоголиком и скатиться до уровня Костышина – давай начинай прямо сейчас. Потренируйся. Время у тебя еще есть. А я пойду в турагентство и постараюсь провести эту неделю с пользой для здоровья.
Алексей налил себе коньяка и молча выпил. Задумчиво посмотрел сквозь пустую хрустальную рюмку на Ингу.
Инга мстительно добавила:
– Только не забывай, что у тебя наследственность плохая! В плане алкоголизма.
Алексей стерпел и это. Спокойно спросил:
– Инга, за что ты так ненавидишь Льва Николаевича?
– За то, что он оскотинился. Нельзя так опускаться. Надо было бороться за себя и за нас, за свое дело!
Алексей пригубил кофе, налил себе еще рюмку.
– А почему твой отец тогда не защитил его? Он ведь мог бы собрать подписи родителей, выступить от лица...
– Панов, ну ты че, в своем уме? Какой нормальный человек в здравом рассудке в такое полезет? Не станут мои предки никогда в дерьме ковыряться! И потом, дыма без огня не бывает. Наверное, его таки поделом уволили.
– Инга, ты что несешь?! Ты офонарела совсем? Ты когда-нибудь видела, чтобы Костышин хоть пальцем кого тронул?
– Видела!
– Кого же?
– Меня!
– Да ну, конечно! Костышин напился и приставал к девочке-целочке Инге! Хватит пургу гнать!
Инга как-то сразу успокоилась, подобралась. Взяла чашку с кофе и села напротив Алексея:
– Ты что, не видел, как он на наших девчонок в коротеньких юбочках смотрел?
– Ну и что! Он же нормальный, здоровый мужик. Был. Вы же в него все были влюблены поголовно. Я даже ревновал по детству, помнится.
– Эх, Леша, ребенок ты еще, – высокомерно процедила Инга. – Да если хочешь знать, то его и уволили за это!
– За это?!
Ошарашенно повторил Алексей и машинально выпил коньяк.
– Погоди, погоди. А ты откуда знаешь? Так это не твой ли папик на него телегу накатал?
– Да пошел ты! В Екатеринбурге все об этом знают. А вообще, сколько лет прошло. Все давно поросло быльем. Если бы не спился, давно бы уже и на работе восстановили, и группу дали. Ладно, я опаздываю в парикмахерскую.
Инга расплескала кофе, покраснела, убежала в другую комнату. Пока Алексей переваривал сказанное, она крикнула:
– Бай! Я машину забираю – ты все равно сегодня не ездок. Созвонимся!
И ускакала.
Алексей задумчиво налил третью рюмку коньяка. Мысль о том, что отец Инги мог приревновать тренера к дочери, поразила его как молния. Борис Борисович ведь только с виду толстяк-весельчак. А на самом деле генерал-артиллерист. Принимал активное участие в боевых действиях. И на войне, между прочим, стреляют на поражение. Противника уничтожают. Интересно, сколько он людей убил на своем веку?
А Костышин действительно мог показаться генералу противником. Еще бы, ведь Инга была влюблена в красавца тренера без памяти. Папа в те времена для Инги не существовал. Был только один бог и судья. И его звали Лев Николаевич Костышин. И тогда генерал отомстил Костышину за дочку? Запустил в него снаряд из всех орудий? Сейчас Алексею это казалось очевидным. Почему же он раньше до этого не додумался? Генерал души не чаял в дочери и всегда защищал ее от любых, пусть даже надуманных, несуществующих опасностей. Телохранителей ей одно время нанимал. Они как идиоты за ними на соревнования ездили, дежурили на тренировках, шатались с ними по Москве, по клубам.
Нет. Чушь это все. Пьяный бред сивой кобылы. Не может быть, чтобы генерал так поступил с Костышиным. Но кто-то внутри Алексея нашептывал: «Может! Он это специально, чтобы дочь в Москву отправить – к другому тренеру. Ведь просто так Костышин бы своих подопечных не отдал, пусть даже и в Москву – это понятно». Или это все фантазии? Больное воображение?
Раздражение, обида, злость на Ингу – все это захлестнуло Алексея мутной волной.
Он пробормотал в пустоту кухни:
– Даже если это неправда, Инга – сучка. Красивая, стервозная дрянь. И папик у нее гад. Купили они меня с потрохами.
Он выпил еще рюмку и добавил:
– Я же на самом деле Рудину люблю! А почему жениться собираюсь на Инге? Я продажная тварь! Баба, размазня, проститутка.
Он вскочил и с чувством шваркнул чашку с кофе об пол.
Алексей долго бродил по Москве. Грязная Тверская, суетливый Арбат. Он бесцельно заходил в бутики и тут же из них выходил. Посетил Дом художника, заглянул в пару модных клубов. Выпито было уже изрядно, но ноги все равно тянули куда-то. Будто кто-то преследовал, подгонял: бежать, бежать, бежать, не отставать.
– Куда торопишься, красавчик? – подмигнула ему девчонка на Арбате. – От себя не убежишь. Позолоти ручку, всю правду расскажу!
Он сунул ей в холодную ладошку доллар и побежал дальше. Будто ему было куда торопиться. Будто его кто-то где-то ждал.
Вконец измотанный, поздним вечером Алексей осел в каком-то ночном клубе. Дым коромыслом, музыка грохочет. У стойки бара торчали девицы-проститутки и строили Алексею глазки. За столиком слева сидели
