то на Шамиля. Дело-то оказалось интересно.
— Давайте сядем вон на ту скамейку, — предложила я. — По-вашему, значит, кошек из рогатки бить хорошо?
— Плохо, — сказал ещё один мальчик. У него, видно, нога болела, он подскакивал и опирался на палочку, но от других не отставал. — А фискалить тоже нехорошо. Он дерётся здорово, Колька. Даже камнями. Мне палец на ноге отбил.
— Он сильнее тебя? — спросила я.
— И даже всех на дворе сильнее. Хоть кому наломает.
— А кошек, значит, не жалко? — спросила я.
— Жалко. Да кому охота битому быть.
— Вот кому, — показала я на, Шамиля. — Он знает, что ему от Кольки попадёт, а всё равно за кошку заступился. А вы только смотрели.
Мальчики смутились, переглянулись.
— Я ему и то говорил, — пробурчал ещё один, в белой майке. — Говорил я: чего лезешь? Всё равно тебе с ним не сладить.
— А вы, значит, не поможете? — договорила я. — Вот ты, мальчик в синей рубашке, так считаешь: пускай Колька птиц и кошек стреляет и пускай Шамиля бьёт. А родителям про то говорить нельзя, а то они бедного Кольку накажут. И это будет по-твоему фискальство. Так?
Мальчики чувствовали себя неловко, переминались с ноги на ногу. А тот в синей рубашке даже оглянулся: не дать ли тягу. Я точно этого не заметила.
— А уж Колька как рад, что вы не фискалы, — сказала я. — Значит, ему можно обижать маленьких. А как вы думаете, когда Колька вырастет, хороший из него человек будет?
Мальчик, который собирался дать тягу, вдруг обернулся.
— Ясно, если родители узнают, не дадут безобразничать, — проговорил он решительно. — Другой раз опасаться будет. Только… как сказать-то? Не положено ведь!
Мальчики вдруг сдвинулись, обступили мою скамейку. Видно, всем стало очень интересно.
— Выходит так, — сказала я. — Колька делает гадости, и вы все это понимаете. Понимаете, что, если родители узнают, Кольке будет польза, вовремя его остановят. Но рассказать родителям вы не можете, «не положено». А вот маленький Шамиль кошку защитил и мне помогает, надо по-хорошему поговорить с родителями. Так разве можно сказать, что он фискал?
Мальчики помолчали. Шамиль тревожно смотрел то на них, то на меня.
— Чего уж там, ступайте, — наконец проговорил мальчик в синей рубашке, который первый сказал про фискальство. — Ступайте. Только он Шамильке за то наподдаст, это уж верно.
Шамиль вздохнул, слез со скамейки и крепко взял меня за руку.
— Пойдёмте, бабушка, — тихо сказал он.
— Постой, — удержала я его. — Сядь опять около меня. — Ребятки, а что если мы с вами вот как сделаем.
— Как? — сказали сразу три мальчика и Шамиль.
— Вы все с одного двора с Колькой?
— Ну… — сказали все мальчики и подошли совсем близко.
— Один на один у вас Колька самый сильный. А все вместе ведь вы сильнее.
— Ои, и здорово бабушка придумала! Всыплем ему!
Мальчишки на радостях так развопились, что мне долго нельзя было и слова вставить.
— Кончили? — спросила я наконец. — Только вы рано обрадовались. Я вовсе не то хочу посоветовать.
— Ну… — растерялись мальчишки.
— Давайте так: Кольку не бить, а устроим над ним товарищеский суд (это кроме моего разговора с родителями). Пускай он увидит, что его осуждает не один Шамиль, а все товарищи. С вами воевать одному Кольке не под силу. Вы не только кошек спасёте, вы самому Кольке поможете человеком стать.
— Бабушка, расскажите, как суд делать, как? — кричали мальчишки.
— А вот как: у вас будут судья, обвинитель, свидетели и защитник, всё, как в настоящем суде.
Теперь вокруг моей скамейки набралось уже десятка три ребят, мальчиков и девочек.
— А как это будет? А что будет говорить судья? А обвинитель? А защитник? — спрашивали меня со всех сторон.
— Суд решает дело, когда выслушает всех: свидетелей, обвинителя и защитника, — объяснила я.
— Постойте, я тоже скажу, — подошёл хромой мальчик с палкой. — Вот вы говорите — защитник. Какая может быть ему защита? Колька птиц и кошек стрелял, всех бил, зачем его защищать?
Я подождала, пока все замолчали.
— Колька, — сказала я, — виноват. Но, может быть, кое в чем и вы виноваты? — При этом я посмотрела на мальчика в синей рубашке. — Колька бил Шамиля за чёрную кошку, и за жёлтую, и за серую с белыми лапками. И Мише палец камнем разбил. А вы смотрели на это безобразие и молчали. Значит, и вы виноваты. За себя испугались и товарищу не помогли. Пойдём, Шамиль!
И мы пошли на квартиру Колькиных родителей. В подъезде я оглянулась. Вижу, ребята не расходятся, горячо о чём-то спорят, руками машут.
Колькиных родителей я дома застала, и разговор у нас был долгий и очень хороший.
А вечером соседка меня встретила, смеётся.
— Знаете, — говорит, — ребята суд над Колькой учинили…
— Били? — испугалась я.
— Что вы! По-хорошему. Защитником девочку выбрали. Таню из восьмой квартиры. Ну и молодец! Как стала говорить, что они все виноваты, почему с Колькой не дружили. А потом за Шамильку опять на мальчишек напала, как они за малыша такого не вступились, одна бабушка вступилась. Меня аж за сердце взяло.
— А Колька? Колька что? — торопила я.
— Не знаю. Сначала нагрубил всем. Я, мол, вас знать не желаю. А потом молчал-молчал, да как кинется бежать. И убежал.
Так я в тот вечер ничего больше не узнала.
А кошку, что Шамиль защищал, узнала. Смотрю, сидит около моего подъезда, худая, кожа да кости. Смотрит жалобно, голодная. Я её позвала к себе, накормила. Она поела с жадностью, к двери кинулась и убежала. Я удивилась даже, куда это она так торопится? Ведь бездомная. Кошка красивая — полосатая, как тигр, и глаза яркие, зелёные.
На другой день с утра было душно, я даже дверь открыла на лестницу, сама в комнате чем-то занялась и вдруг почувствовала — смотрит на меня кто-то. Обернулась и слова сказать не могу от удивления.
На пороге стоит… кто бы вы думали? Кошка! Та самая. И во рту держит маленького котёнка. Я вскочила со стула. А она подошла, осторожно положила котёнка мне на ногу, подняла голову, смотрит на меня. Глаза её зелёные говорят: мне детей спрятать некуда. Помоги, возьми их себе!
Я даже сказать ничего не могла. Наклонилась, погладила её. Но она, мать, поняла. Сразу кинулась на лестницу. И вот опять появилась в дверях, второго котёнка в зубах держит. На пороге уже не остановилась, вошла и смело его рядом с первым у моих ног положила: ведь мы глазами обо всём договорились.
Я сразу котят в корзинку на мягкие тряпочки под кровать положила. Кошка тут же в корзинку прыгнула, легла, котят к себе придвинула, посмотрела на меня и вдруг громко-громко запела. Даже если бы она умела говорить по-человечески, и то было бы не так понятно. Она меня благодарила за то, что я спасла её детей, а я сидела на корточках около кровати, смотрела на неё и слушала.
Потом погладила кошку и опустила одеяло. Надо ей и детишек покормить, и самой отдохнуть, и успокоиться. Ведь инстинкт её учил прятать детей в самые тёмные далёкие углы. А она решилась, вынесла их из подвала и положила в чужой квартире к ногам чужого человека. Поверила. И не ошиблась. Всё это она мне рассказала своей песней. А потом совсем другим, тихим голосом успокоила котят. Теперь ей бежать, торопиться некуда. Маленькая храбрая кошка нашла дом для себя и своих детей.
