было несколько королевских фазанов. Но купить их (убитая дичь считается по законам ЧССР собственностью государства) разрешалось лишь тому, кто сумел добыть эту редкую в здешних местах птицу.
Кто как зимует (кроме медведя)
Из семейства собачьих у нас на зиму залегает только енотовидная собака. Завезена в Татарию в 1934 году. Своей всеядностью наносит урон, особенно в охотничьих хозяйствах. Эта всеядность и накопленный жир создают ей возможность зимнего сна вместо того, чтобы, подобно волку или лисе, вести полуголодное бродячее существование. Нора к зиме особо не утепляется, ложится куда попало: под выворотень, а то и в густую траву под высокими кочками, сверху снежок присыплет — замечательно уютно. В оттепель и проснуться можно, побродить, перекусить и опять покойной ночи! Поэтому «енот» не прижился на крайнем нашем севере: на очень долгую зиму запаса жира не хватает, а подкрепиться там, где снег очень глубок, коротколапке трудно. У нас же всего в меру, и покушал, и выспался. Молодёжь к зиме самостоятельно устраивается. А родители, дружная пара, и зимуют вместе — так теплее.
Суслик заснул ещё по теплу и спит так крепко, что его можно принять за мёртвого: сердце бьётся два-четыре раза в минуту, и дыхания не слышно. Тельце холодное, чуть теплее нуля градусов. Другой зверёк не вынес бы такого понижения температуры. А для суслика это полезное приспособление. Хорошо спать огромному медведю: он нагреет берлогу собственным теплом. А суслик величиной с белку, норка холодная, откуда взять тепла?
По крепости сна с сусликом может поспорить ёжик. В спячке дыхание его так слабеет, что его можно погрузить в воду и держать в ней до двадцати пяти минут. Он не проснётся, и это не принесёт ему вреда.
Ёж и весной просыпаться не торопится. Пока заморозки совсем не кончатся, не выглянет из норки, даже если днём на солнышке градусов десять тепла. Норка у него плохая, приткнулся, где попало, между корнями, а сам холода очень боится. Потому и погибают ежи часто зимой, особенно молодые. Они ещё чувствительнее к морозу, защититься от него по-настоящему не умеют. А старики зимуют отдельно и никакой заботы о взрослых детях не проявляют: прячьтесь от мороза, как знаете, нам и самим от него не сладко. И правда, после зимовки часто не просыпаются не только молодые, но и старые.
Рыбы
Зимой невесело и рыбам, и всей водяной мелочи. Дни и наверху сумрачны и коротки, а подо льдом ещё темнее.
Лёд, как шуба, закрывает воду и оберегает её от полного промерзания на всю глубину. Однако бывает такой сильный мороз и держится так долго, что постепенно лёд становится толще и неглубокий водоём может промёрзнуть на всю глубину. Всё живое вмерзает в лёд. Весной лёд растает. Пиявки, водяные жуки, улитки, даже караси, которые закопались с осени в донный ил, оживут. Но остальные рыбы уже не проснутся,
А вот на Крайнем Севере, на Чукотке, живёт далия, чёрная рыбка с палец величиной. Живёт в озёрах, которые зимой промерзают до дна на десять месяцев. Далия и спит, замороженная, все десять месяцев. На два месяца лета оттает, поплавает и опять в ледяную колыбельку. К счастью, промерзающие до дна мелкие водоёмы у нас, в средней полосе, встречаются довольно редко. Зимующих рыб подстерегает другая опасность и, к сожалению, не редкая. Называется она замор. Рыбам нужен кислород для дыхания. Три времени года вода в реках, озёрах, прудах, ручьях получает кислород из воздуха и от водяных зелёных растений. Рыбы пропускают воду через жабры, и кислород, растворённый в воде, сквозь тонкую нежную кожицу лепесточков их проходит в кровь. Рыба так дышит. Но вот лёд заковал воду. На дне остались водоросли, умерли, гниют и тоже забирают из воды кислород. А чем дышать рыбам? Особенно в глубоких ямах, где они часто лежат слоями? Рыболовы видели, как иногда, как по команде, рыбы медленно поднимаются и опять опускаются, точно освежают в яме затхлую воду. Но время идёт, кислорода всё меньше, рыбы начинают задыхаться, близится замор. Если в это время пешней, ломом прорубить лёд, к проруби первыми сплываются водяные насекомые, за ними задыхающиеся рыбы: окуни, ерши, язи, щуки, плотва, лещи.
Последними являются лини и караси. Рыбы точно обезумели: толкаются, выпрыгивают, их сачком можно подцепить, если не жалко в беде. Чуткие вороны и сюда поспели, бочком подбираются, на людей с пешнями поглядывают: не будет ли им поживы? Кто по доброте, а кто и по соображению — не обезрыбило бы озеро — рыбачить будет негде, прорубь поддерживают, вроде как форточку в душной комнате отворят. Можно её ветками забросать, сверху ещё каким тряпьём прикрыть, чтобы не сразу замёрзла. И подновлять её будет легче, не то что первый раз толстый лёд долбить. Не весело рыбе зимой, и рыбакам подчас тоже. Сколько иной раз лунок продолбить придётся, чтобы на стайку ершей, окуней, а то и плотвиц напасть. Эти, хоть и полусонные, а всё-таки не утерпят, цапнут еду, которая так соблазнительно сама чуть не в рот лезет.
Зато кому холод подо льдом в радость, так это налиму. Усиленно кормиться он начинает обычно по ночам через десять-двенадцать дней после ледостава. В январе, наперекор всем рыбьим привычкам, он займётся самым важным для налимьего рода делом: начинает нерест. А для откорма до чего же удобное время выбрал зимний разбойник: рыбы спят или еле двигаются, выбирай любую на закуску. Он и выбирает. Ночной бродяга, но свет его привлекает. Рыболовы похитрее опускают в лунку лампочку, зажжённую от карманной батарейки, и тут же, на крючке, предлагают ему некрупную рыбку, какая найдётся. Но это не значит, что он от крупной добычи откажется. Однажды девушку послали принести из садка налима, она прибежала в ужасе: «В садке сидит один налим без головы, а два хвоста». Это налим заглотал до половины другого, но одолеть не смог, а выпустить захваченную добычу не в его привычках. Налимы — родители никудышные: икру выметали и тем с заботой о продолжении своего рода покончили. Выжить — задача, которую решать должны сами мальки. Не всех же съедят, хоть их и едят кому не лень — количеством спасаются. При нересте, по одним сведениям, попарно свиваются, по другим — производители, переполненные икрой и молоками, хороводом ползают по камням и гальке, песчаным отмелям, оставляя икру, политую молоками. Икра жидкая, мелкая, желтоватая, просвечивает капелька желтка, от 200 тысяч до миллиона икринок, в зависимости от величины самки.
Лениво ползают по дну толстые рыбины. Льётся жидкая икра, обильно поливается молоками, а самим родителям точно до этого и дела нет. Зато разной рыбьей мелочи — праздник. Ерши, плотва, окуньки тут же налимьей икрой отъедаются. Налимы в нерест аппетит теряют, мелкота под самым носом безбоязненно пирует. Недаром считается, что до промыслового веса дорастает только один процент налимьих мальков.
После нереста налимы уходят в глубокие места. Но идут и на свет костра, шум, звон. Например, на реке Великой (когда не кормятся) их ловят на пятигранный якорёк с кольцом. Дёргают, получается звон. Лов продолжается в январе, феврале, заканчивается в марте.
В лес зимой лучше всего ходить, как солдат на разведку: в белом маскировочном халате с капюшоном. Потому что у лесного народа не только уши, а и глаза острые. У вас два глаза, всего ими не усмотришь, а в лесу глаз много: из-под каждого кустика, с каждого дерева острые глазки смотрят, чуткие ушки слушают.
Тихо. Бесшумно сыпятся с веток искорки инея, точно он один жил в заколдованном лесу. Лес полон интересного: учитесь только ходить тихо, прятаться ловко и смотреть зорко.
Вот над самой головой промелькнула птица и сразу на ветку ёлки. Удивительная, красная, как фонарик, а клюв — половинки наперекрёст. Как таким клювом клевать можно? А пичуга перевернулась на ветке вниз головой, уцепилась за шишку и как примется кривым носом одну за другой чешуйки отгибать, семена доставать. Клёст это. И клюв у него для его работы самый удобный: кривые половинки ловко из-под отогнутых чешуек семена достают, прямым носом никак не удалось бы.
