Толстяк протянул, обливаясь потом:
– Тр-радиции, ваше величество… Вековые традиции…
– Интересно, – сказал Сварог. – Сшибать с постаментов изображения моих достославных предков, выходит, – вековая традиция? Пожалуй, все-таки не Стагар, а Монфокон… – Он всерьез был разозлен на этих болванов, едва не устроивших самый настоящий городской бунт. – С такими традициями вам там самое место…
Толстяк пал на колени, невнятно бормоча что-то насчет полнейшего раскаяния и надежд на милость короля. Худой более-менее держался – но от него стал распространяться какой-то подозрительный запашок.
Безжалостно выждав еще некоторое время и решив более не затягивать забаву – иначе, чего доброго, обоих кондрашка хватит, – Сварог веско сказал:
– Счастье ваше, что мое величество в добром расположении духа. К вашему везению, господа мои, недоразумение выяснилось. Бюст доблестного Эльгара Великого упал не в результате вашего безответственного поведения, а вследствие преступной халатности смотрителей…
И подумал, что оба наверняка не испытывали в своей долгой жизни нахлыва столь могучего, пронзительного, всеохватывающего счастья – только что стояли перед плахой, и вдруг им объявили, что вышла ошибочка…
– Встаньте, вы же дворянин, – сказал он толстяку. – На сей раз вы легко отделались, но смотрите у меня… Я вас буду держать на заметке… – И, потеряв интерес к забаве, спросил: – Из-за чего, собственно, разгорелась потеха?
Мгновенно воспрянувший толстяк, тыча в противника пальцем, возопил:
– Государь, этот невежда и шарлатан осознанно и злоумышленно вступил на путь фальсификации научных данных!
Худой заорал в ответ:
– Только такой болван, как ваша милость, может перепутать ценный научный документ с фальшивкой!
Еще миг – и они вцепились бы друг другу в лохмотья, но Сварог мигнул капралам, и те с большой сноровкой разделили драчунов.
– Вы еще перед моим королевским величеством на кулачки сойдитесь… – сказал Сварог. – Стыдно, господа! Можете вы внятно объяснить, что вас ввергло в такую, с позволения сказать, ажитацию? Каков предмет спора?
Понемногу из потока взаимных оскорблений и попреков в шарлатанстве стала выкристаллизовываться научная истина. Оказалось, что оба служили по кафедре поэзии и посвятили свою жизнь творчеству Асверуса, о коем сочинили многочисленные труды – опровергающие друг друга, как легко догадаться. Худой профессор, нырнув в пыльно-паутинные недра архивов, извлек оттуда обветшавший документ, по его мнению, неопровержимо доказывавший, что Асверус был как-то связан с королевской разведкой и выполнял в Латеране некие тайные поручения. Что радикальным образом противоречило концепции толстого профессора, по которой именно тогдашний начальник королевской разведки был в числе главных гонителей великого поэта, его первым врагом и чуть ли не сам направлял руку неизвестного убийцы. Естественно, концепции моментально столкнулись с неописуемым шумом и скандалом. Последствия известны во всех подробностях.
– Черт знает что, – сказал Сварог, окончательно потеряв интерес к историко-поэтическим изысканиям. – Завидую вам искренне, господа мои, – у вас хватает свободного времени, чтобы заниматься такой вот ерундой… (При этих словах оба профессора воззрились на него с пламенем во взоре, на миг объединенные единым порывом.) Ерундой, уж простите… – повторил он решительно. – На сей раз я вас отпускаю, но со строжайшим наказом умерить впредь накал ученых диспутов… доиграетесь! – и сделал величественный жест десницей.
Капралы, сомкнувшись вокруг подконвойных профессоров, в два счета вытеснили их за дверь. Сварог повторил:
– И хватает же времени заниматься такой ерундой… – Потом шутливо спросил: – Ну, а вы, господин министр полиции, что думаете о подобных изысканиях?
Интагар пожал плечами:
– Знаете, ваше величество… Когда я еще был молод и только начинал службу, один умный и опытный человек, которого я считаю своим воспитателем, сказал интересную вещь: реальная история гибели Асверуса ничуть не похожа на ту, что присутствует во всех ученых трудах… Он не вдавался в подробности, а я не стал этим интересоваться – какой смысл ворошить дела давно минувших дней? Он еще жив сейчас…
– Вот как? – спросил Сварог с вялым интересом. – Любопытно… Но вы правы, у меня тоже нет ни малейшего желания ворошить исторические загадки. С меня и современных довольно, не знаю, что с ними- то делать…
Глава двадцать первая
ВЫСОКОЕ ПЛАМЯ В НОЧИ
Пока что государственный переворот больше напоминал самый безобидный пикник на лоне природы: они сидели вчетвером у подножия лесистого холма, надежно закрывавшего их горевший без дыма скудный костерчик от наблюдателей со стен королевского замка. Раган то и дело вставал, отходил в темноту и тихонько разговаривал там с невидимыми собеседниками. Молодой герцог откровенно нервничал, не находил себе места. Полной ему противоположностью оказался князь Гарайла – он преспокойно поджаривал на невысоком огоньке наколотую на длинный кавалерийский стилет толстую багальскую сосиску и совершенно немелодично мурлыкал себе под нос:
Что до Сварога, он курил сверх меры, устроившись так, чтобы за спиной у него был крутой откос, со стороны коего никто не сможет зайти за спину. Кроме Доран-ан-Тега, за пазухой простого дворянского кафтана у него таилось оружие, возможно, даже пострашнее – изящный небольшой предмет из небесного арсенала. Он так и не понял принципа действия, да это и не важно, но эта штучка размером с портсигар мгновенно рвала водородные связи меж молекулами, превращая любое живое существо в лужицу горячей воды. Он видел, что эти люди ему не лгут, что они и в самом деле твердо намерены провести свои планы в жизнь. Но истинный король обязан быть подозрительным и недоверчивым. Нельзя исключать совершенно, что речь шла о грандиозной провокации, что эти трое сами могут оказаться неведающими куклами в руках опытного кукловода. Ловушка великолепная: Сварог Барг, король Хелльстада, и прочая, и прочая, нелегально проникнув на территорию сопредельной державы, организовал заговор с целью свержения тамошнего законного короля… Позору не оберешься. Даже если выйдешь из этой провокации живым, год придется отмываться и оправдываться, поскольку широко известно: вора бьют не за то, что украл, а за то, что влип…
Гарайла самозабвенно заливался соловьем:
