А в 1909 году поэт путешествует по Италии и Германии. Ни один итальянский или просто европейский поэт не напишет так об итальянской готике. О Сиене: «Когда страшишься смерти скорой, когда твои неярки дни, – к плитам Сиенского собора свой натруженный взор склони». О Равенне: «А виноградные пустыни, дома и люди – все гроба. Лишь медь торжественной латыни поет на плитах, как труба». Блока хватило не только на витражи нашего Храма, он расцветил и итальянское Возрождение.
С 1910-го по 1912-й Блок пишет эпос-поэму «Возмездие». Два века предстают пред нами, и особенно страшен XX век: «И отвращение от жизни, и к ней безумная любовь, и страсть и ненависть к отчизне… И черная, земная кровь сулит нам, раздувая вены, все разрушая рубежи, неслыханные перемены, невиданные мятежи…»
К счастью, Блок не досмотрел этот киносеанс до конца: его певчего сердца не хватило до 30-х, до 40-х. Он не мог бы писать запекшейся кровью, как русская поэтесса, сиречь русская баба Ахматова: женской выносливости у него, на его счастье, не было. Он предсказывал: «В новой снеговой купели крещен вторым крещеньем я». «Я так устал от ласк подруги на застывающей земле. И драгоценный камень вьюги сверкает льдиной на челе»; и опять ужас и тоска покорно ожидаемого конца: «Но посмотри, как сердце радо! Заграждена снегами твердь. Весны не будет, и не надо: крещеньем третьим будет – Смерть».
Но есть еще немного лет, и в 1911–1912 годах выйдет его трехтомник, а в 1911 году Блок поедет путешествовать по Старому Свету: Франция, Бельгия, Голландия, Германия. В 1913-м, последнем году старого мира, он успеет съездить во Францию, на Бискайское побережье, которое навеет ему драму «Роза и Крест».
Романов не было, но, восхитившись дарованием и красотой актрисы Н.Н. Волковой и певицы Л.А. Дельмас, Блок посвящает им свои сборники стихов: Волковой – «Снежную маску», цыганистой Дельмас – «Кармен» и «Арфы и скрипки».
Великого поэта поняли только равные, такие же великие поэты. Анна Ахматова запечатлела его в последние ночи Серебряного века: «И в памяти черной пошарив, найдешь до самого локтя перчатки, и ночь Петербурга. И в сумраке лож тот запах и душный, и сладкий. И ветер с залива, а там, между строк, минуя и ахи, и охи, тебе улыбнется презрительно Блок – трагический тенор эпохи».
А потом начнется война, и Серебряный век потеряет свой блеск, свою звонкость, свою роскошь, свою беспечность, свою счастливую праздность, потому что работа в охотку, работа интеллектуалов, работа не ради куска хлеба – не бремя, а творчество. А так работала вся элитарная интеллигенция, так «работали» все поэты.
В 1916 году ангела и полубога, кумира интеллигенции Блока забривают в армию (эту райскую птицу!), и он больше года служит в инженерно-строительной дружине (ничего в этом не понимая). Он вернется в мае 1917 года, уже понадобится хлеб, и Блок «загремит» редактором стенографических отчетов в Чрезвычайную следственную комиссию, расследующую деятельность царских министров (ни в чем не повинных). Будет ходить на допросы в Петропавловку, и это доведет его до невроза. Он еще пытается написать документальную книгу о последних днях императорской власти, но Блок – не Маяковский, он насилует себя, надсаживается, выходит ерунда. Новый мир оказывается хуже старого: более пошлым, мещанским, более зверским.
В осьмушках черного хлеба, в селедочных хвостах, в махорке и гоготе солдатни, в холоде нетопленых квартир, в насилии и терроре не было ни гармонии, ни романтики. Блок перестает писать стихи с 1916 года. Потом скажут, что он умер с голоду. Ложь: для большевиков он был слишком ценным «заложником- сторонником». Горький подкидывал и маслица, и дровишек, и мучицы. Но музыки он подкинуть не мог, и сам ведь вскоре, написав «Несвоевременные размышления», уберется из своей «революционной России». Блок перестал слышать музыку: залпы «Авроры» и оскал Гражданской войны и чрезвычаек оборвали аккорд.
В 1918 году он хочет преодолеть тошноту, понять «народ», и пишет статью «Интеллигенция и Революция», где неумело и неудачно пытается оправдать новую власть. Интеллигенция + Революция = ГУЛАГ. И больше ничего. А врать Блок не умел. В 1918 году он «наступит на горло своей песне» и напишет «Двенадцать» – дикий коктейль из бандитского шансона, отрывков из большевистских декретов и профанации христианства. Но, опять-таки, он не умеет лгать, и Христос в «белом венчике из роз» у него идет впереди 12 бандюганов-красногвардейцев, как конвоируемый идет на расстрел. От Блока отрекутся самые близкие друзья, Гиппиус и Мережковский. Блок умрет так, как умирают только поэты: от горя, от отчаяния, умрет раньше, чем расстреляют Гумилева. Его сердце разорвется 7 августа 1921 года. Соловьи не поют в клетках, а Россия становится клеткой.
Вторым великим собратом, понявшим Блока, будет Пастернак. «Блок на небе видел разводы. Ему предвещал небосклон большую грозу, непогоду, великую бурю, циклон. Блок ждал этой бури и встряски, ее огневые штрихи боязнью и жаждой развязки легли в его жизнь и стихи».
СТИХИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА
ПРОЛОГ
