Им всем наверху было скучно, а внизу их ждал огромный и загадочный мир. Этот мир принадлежал им. Коллекторы, канализации, теплосети, ливнёвки, подземное русло таинственной реки Немиги, подземные ходы древнего города, системы гражданской обороны, коммуникации метро... Они исходили и исползали сотни километров. Феноменальная память Драйва сохраняла всё однажды увиденное. Весь исследованный подземный Минск был у него в голове, как на карте в компьютерной стратегии. И впереди было ещё столько открытий!
В этот день он с Марго и ещё тремя фанатами шли по теплосети где-то в районе Зелёного Луга. Прокатился гул, посыпалась пыль со стен и потолка, покачнулся пол. Видимо вверху роет экскаватор или на стройке вбивают сваи — подумал Драйв. Через час они добрались к точке выхода. Когда Драйв открыл люк, в груди у него ёкнуло. Разрушенный город пылал, небо было чёрным от дыма и оседавшей пыли, метались обожжённые люди. Драйв всё понял. В школе им говорили, что в мире неспокойно, но диггеры, как никто, знали, что власти открывают лишь часть правды. Судя по всему в мире было СОВСЕМ не спокойно. Под землёй, в секрете от всех, военные и невоенные строители делали убежища. Драйв несколько раз натыкался на таких строителей. Один раз их с Марго даже «задержали», задали несколько тупых вопросов и отпустили, пригрозив больше здесь не появляться. Значит, всё это делалось не зря. Драйв знал, что им наверх идти пока нельзя. «Пока» продлилось до конца жизни Драйва.
Драйв со своей группой направились к ближайшему известному им убежищу. Однако туда им войти было не дано — входы забаррикадировали и никого к убежищу близко не подпускали. Второе убежище оказалось вблизи зоны попадания ядерной боеголовки — все ходы к нему завалило. Они вышли к станции Парк Челюскинцев. Станция была битком набита изувеченными испуганными людьми. Паника, стоны, крики, плач. По рассказам выживших, только за пределами северо-восточной окраины города выросло не менее пяти ядерных грибов. Правда те, кто видел эти грибы, больше ничего уже видеть не могли. У всегда бойкой и весёлой Марго текли слёзы при виде обожжённых взрослых, умирающих детей и при воспоминании о своих родителях и брате.
Они стояли в очереди за пайком, но им не хватило. Ход к ближайшему продовольственному складу был завален. Драйв, просканировал свою карту в мозгу, нашёл другую дорогу к складу и так на время решил проблемы этой станции. Способности и знания Драйва и его команды были востребованы — они были путеводителями в подземном мире, который уже начинали называть Муос. Диггеры нашли несколько складов, незанятых убежищ; налаживали связи с другими неметрошными поселениями.
Драйв и Марго как-то сразу стали мужем и женой. В Муосе возраст не имел значения, а ритуал вступления в брак упразднился. У них был отгорожен брезентом свой уголок на уже сооружённой террасе станции Парк Челюскинцев. Но станция не стала их домом. В пространстве станции свили плотную сеть отчаяние, боль и смерть. Здесь постоянно кто-то кричал, плакал, умирал. Им нравилось уходить со станции — по заданию или просто так. В неметрошном подземелье почти ничего не изменилось и казалось, что время переносило их назад — в детство, где подземелье было игрой, а наверху ждали родные, вкусный ужин и тёплая постель.
Но со временем и ходы стали небезопасны. Сюда забредали пробившиеся с поверхности одичавшие животные, и у некоторых из них уже проявлялись мутации. Встречались бандиты и даже каннибалы. Муос становился всё опасней.
Драйв с Марго сидели в ответвлении городской ливнёвки, в одном из своих любимых мест и тихонько разговаривали, держа друг друга за руки. Послышались приближающиеся шаги. Кто-то либо случайно либо специально направлялся к ним. Драйв включил фонарь — чужих было четверо. Судя по форме — все военные. У одного обожжено лицо, ожог оставил чудовищные рубцы. У двоих — явные признаки лучевой болезни. У единственного на вид здорового военного с четырьмя капитанскими звёздочками на погонах- лоскутках — в руках Калашников.
— Ай да голубки! Откуда ж вы такие?
— С Парка Челюскинцев.
— Это наша территория — здесь чужим делать нечего.
— Эта территория в юрисдикции Парка Челюскинцев, но если вы хотите, мы можем уйти, — пыталась сгладить назревающий конфликт Марго.
— Эта территория — Милитария полковника Стрельцова. Вы нарушили границу, а значит подлежите трибуналу по законам военного времени. Обыщите их.
Ещё до команды капитана его подчинённые приступили к осмотру рюкзаков Марго и Драйва. Потом начали обыскивать Марго. Покрытые язвами руки солдата пробежались по одежде Марго, после чего он стал похотливо щупать её груди. Марго отстранилась и со всего маху врезала пощёчину солдату.
— Ах ты шлюха!, — завопил солдат и ударил Марго кулаком в лицо.
Драйв дёрнулся, но тут же получил удар автоматным прикладом в голову. Уже падая, теряя сознание, он услышал слова капитана:
— Она ваша.
Когда Драйв пришёл в себя, его раскалывающуюся голову к бетонному полу прижимал тяжёлый сапог капитана. У Марго на лице наливался синяк, взгляд был отрешённым. Она вяло застёгивала пуговицы своего комбинезона, уставившись в никуда. Двое солдат посмеивались над третьим:
— Тебе ж говорили водку от радиации пить надо. Не слушал — теперь и бабу трахнуть не можешь.
Капитан скомандовал:
— Ладно, побаловались и хватит. Идём к Стрельцову. Он будет рад пополнению гарема.
Марго и Драйва не связывали, им просто сказали идти впереди. В спину им смотрел автоматный ствол; если капитан выстрелит, то не промажет — это было ясно. Идя сзади, капитан дружелюбно их информировал:
— Видите ли, молодые люди. Вы, может быть, и будете обижаться на нас первое время. Но потом всё поймёте и примите как есть. Обижаться надо не вам на нас, а нам на вас. Это ж мы ваши хилые зады прикрывали, когда война началась! Мы: я — капитан ПВО, эти бедолаги солдаты-срочники и наш уважаемый полковник Стрельцов. Нашим дивизионом только на подлёте к Минску уничтожено восемь крылатых ракет — все они упали в полукруге Молодечно — Новогрудок — Барановичи. И это только нашим дивизионом! А таких только в окрестностях Минска семь. А сколько ракет сбили лётчики. Представьте, если бы все они долетели до Минска! Этим подземельям был бы конец. Мы, рискуя собой, спасали ваши худосочные задницы. И что с того?
Шесть лет мы дохли с голодухи и от радиации в своём бункере, в то время как вы здесь жрали военные запасы тушёнки. Полковник Стрельцов, слава ему, повёл нас в Минск. Что это была за дорога! На двенадцать МАЗов у нас был только один офицерский с герметической противорадиационной изоляцией. Остальные — пылесборники для бедолаг-солдат. Дошло до цели только пять машин. Мы пришли в ваш вонючий Муос, как защитники. Ожидали достойных почестей и отдыха от войны. А нас, как последних колхозников, отправляют копать картошку и выращивать свиней. Нас — меня и этих героев!
Но полковник Стрельцов сказал: «Нет, это не для нас! Мы отстояли Минск, значит Минск наш! Не хотят добром — возьмём силой!». Теперь владения полковника Стрельцова — шесть поселений. Тоже ведь не хотели признавать Стрельцова, но сраные крестьяне не умеют воевать, и мы за полгода малыми силами и большой кровью создали Милитарию Стрельцова. Всё справедливо: они нас кормят, мы их защищаем. У нас мало оружия, но есть техника. Скоро мы выдвинемся в военное училище на окраине города, возьмём там оружие и вернёмся, чтобы начать победоносное создание Великой Милитарии Стрельцова. Это единственное решение проблемы Муоса: единая жёсткая власть офицерства, единая цель, единые задачи, порядок и справедливость...
Ты парень, смотрю, крепенький, такие нам нужны. Если не нравится свиньям жопы мыть, тогда поступай в мой взвод, скоро сам офицером станешь. А за бабу твою не обижайся. Ведь баба воевать не может! Её задача трахаться, рожать детей и работать. Наш полковник Стрельцов установил такой порядок: все женщины — это его гарем. Но каждый солдат имеет право пользоваться любой женщиной гарема в любое время. Поэтому можешь сам, сколько хочешь, её потрахивать, но голову себе этой дурью не забивай,
