брошенные младенцы!
– Полно вам. Одно к другому никакого отношения не имеет. – Необходимость службы женщин в авиации удручала самого Лоуренса, но столь романтические аргументы показались ему излишними. – Речь не идет о том, что это должно стать общим правилом, но если добровольная жертва немногих служит безопасности большинства, ничего дурного здесь я не усматриваю. Знакомых мне женщин-офицеров никто не принуждал поступать на службу. Даже обычные финансовые соображения, побуждающие мужчин выбирать себе тот или иной род занятий, неприменимы к ним. И могу вас заверить, что со стороны офицеров-мужчин они не терпят никаких оскорблений.
Райли, ничуть этим не успокоенный, перешел от общего к частному.
– Так вы по-прежнему намерены держать при себе эту девочку и позволять ей расхаживать в мужском платье? – спросил он жалобно. – Допустимо ли это?
– В уставе есть особый пункт относительно форменной одежды для воздушных офицеров женского пола. Одобренный Короной, как и все другие законы. Мне жаль, Том, что вас это так огорчает. Я надеялся, что вы ничего не узнаете, но утаивать что-то на корабле целых семь месяцев вряд ли возможно. Поверьте, я был шокирован не меньше вашего, узнав впервые об этой практике – но мои соратницы, право же, на обычных женщин совсем не похожи. Их с самого начала воспитывали как офицеров, а привычка, знаете ли, побеждает даже натуру.
Отчаянный, слушавший их разговор с возрастающим замешательством, сказал:
– Я никак не могу понять, в чем тут разница. Лили вот самка, а воюет не хуже меня… ну, почти.
Райли отнесся к этому так, словно его попросили рассказать, что такое прилив или фазы луны, но Лоуренс давно привык к радикальным высказываниям своего воспитанника.
– Женщины обычно меньше и слабее мужчин, Отчаянный. Военная служба им дается труднее.
– По моему, капитан Харкорт не намного меньше вас всех. – Дракон, глядящий с высоты тридцати футов и весящий около восемнадцати тонн, и впрямь едва ли заметил бы разницу. – И разве дело в величине? Я, например, меньше Максимуса, а Мессория меньше меня, но это не мешает нам хорошо драться.
– У людей все иначе, чем у драконов. Женщины, помимо всего прочего, рожают детей и потом долго о них заботятся. Драконы просто откладывают яйца, и детеныши, выходя из них, способны сами позаботиться о себе.
– Так вы не из яиц появляетесь? – заморгал Отчаянный. – А как же тогда…
– Простите. Меня, кажется, ищет Парбек, – сказал Райли и улетучился невероятно быстро для человека, только что поглотившего обед в четверть собственного веса.
– Я не могу растолковать тебе это, потому что у меня детей пока нет, – вывернулся Лоуренс. – И потом, уже поздно. Если хочешь завтра лететь далеко, надо как следует выспаться.
– Да, мне и правда спать хочется. – Отчаянный высунул длинный раздвоенный язык, пробуя воздух. – Думаю, завтра погода тоже будет хорошая. Доброй ночи, Лоуренс. Ты рано придешь?
– Буду в твоем распоряжении сразу же после завтрака. – Лоуренс поглаживал Отчаянного, пока тот не уснул. Шкура у дракона нагрелась от усиленной работы камбуза, который теперь наконец-то получил передышку. Когда глаза Отчаянного сомкнулись в узкие щелки, капитан спустился на квартердек.
Матросы разошлись по кубрикам или дремали прямо на палубе – лишь впередсмотрящие со снастей жаловались на свое невезение. Стояла приятная прохлада. Лоуренс прошел на корму, совершая моцион перед сном. Вахтенный мичман, молодой Трип, зевал почти как Отчаянный. При виде Лоуренса он захлопнул рот и сконфуженно вытянулся.
– Славный вечерок, мистер Трип, – сказал Лоуренс, пряча улыбку. Мальчик, по словам Райли, нес службу исправно и уже мало напоминал того баловня, которого его семейство навязало военному флоту. Запястья у него высунулись из рукавов на несколько дюймов, а мундир стал так узок, что пришлось расставить его с помощью крашеной парусины. Она отличалась по цвету от прочей ткани и выделялась полосой на спине. Волосы закурчавились и сильно выгорели на солнце, сделавшись почти желтыми – теперь и родная мать вряд ли признала бы его.
– О да, сэр, – бодро ответил Трип. – Такой замечательный обед, и мне еще дали с собой этих сладких клецок. Жаль, что мы не каждый день так едим.
Лоуренс, чей желудок еще не совсем успокоился, только вздохнул, завидуя юношеской выносливости.
– Смотрите не засните на вахте. – Мальчугана, естественно, клонило в сон после сытной трапезы, и Лоуренс не хотел, чтобы его наказали за это.
– Нет, сэр, не засну. – Трип героически подавил зевок. – Могу я спросить, сэр… Ведь эти китайские духи не стали бы показываться чужому, правда?
– Духов на вахте видит лишь тот, мистер Трип, кто прячет в кармане бутылку духотворящего. – Трип в ответ засмеялся, но как-то нервно. – Вы наслушались чьих-то басен? – Лоуренс знал, как могут повлиять на команду подобные россказни.
– Нет, просто… я пошел перевернуть часы, и мне показалось, что я вижу кого-то. Я заговорил с ним, а он пропал. Китаец, точно китаец, а лицо белое-белое!
– Все ясно. Кто-то из слуг, не понимающих по-нашему, шел из гальюна, а вы его напугали. Надеюсь, вы не склонны к суевериям, мистер Трип. Суеверие можно простить матросу, но офицеру – нет. – Лоуренс говорил сурово в надежде на то, что юнец хотя бы другим не станет об этом рассказывать; а если страх не даст ему спать, тем лучше.
– Да, сэр, – удрученно сказал Трип. – Доброй вам ночи, сэр.
Лоуренс продолжал свой обход медленным шагом – на скорый он сейчас попросту не был способен. Он охотно совершил бы еще один круг, но песочные часы показывали, что час уже поздний, а ему хотелось пораньше встать, чтобы Отчаянному не пришлось дожидаться. Лоуренс повернул к носовому люку, и тут его стукнули по спине так, что он полетел в проем вниз головой.
Успев ухватиться за поручень, он нащупал ногами ступеньки, посмотрел вверх и чуть не упал снова при виде мертвенно-белого уродливого лица, глядящего на него из мрака.
– Боже правый, – произнес он от всей души и тут узнал в призраке Фен Ли, слугу принца Юнсина. Страшным тот казался лишь потому, что сам свесился в люк головой вниз. – Какого черта вам вздумалось шляться ночью по палубе? – Лоуренс положил нетвердую руку китайца на поручень. – Пора уже научиться ходить, как положено моряку.
Фен Ли, ничего не поняв, кое-как сполз по трапу вслед за ним и мгновенно скрылся в предназначенном для китайских слуг помещении – можно сказать, пропал. Черноволосый, в темно-синей одежде, ночью и со спины он был совершенно невидим.
– Напрасно я отчитал Трипа, – сказал Лоуренс вслух. Сердце у него до сих пор колотилось.
Утром он проснулся от испуганных воплей и топота наверху. На палубе ему предстало следующее зрелище: рей фока-грота переломился надвое, парус накрыл половину бака, а Отчаянный взирал на это с несчастным видом.
– Я не хотел, – заверил он голосом, непохожим на свой, и опять чихнул. На сей раз он успел вовремя отвернуться, и в левый борт плеснуло несколько волн.
Кейнс, уже прибежавший со своим саквояжем, приложил ухо к его груди.
– Гм, – изрек он и продолжал слушать, пока Лоуренс не лишился терпения. – Простуда, конечно; остается только ждать и давать ему лекарство, когда кашель начнется. Я пытался прослушать, есть ли жидкость в протоках, ответственных за «божественный ветер». Эта часть его организма – загадка для нас. Нужно анатомировать хотя бы один экземпляр, чтобы во всем разобраться.
Отчаянный при этих словах попятился и хотел фыркнуть, но вместо этого забрызгал Кейнсу всю голову. Лоуренс вовремя успевший отскочить, не испытал никакого сочувствия к бестактному лекарю.
– Я хорошо себя чувствую, можем лететь, – прогнусил больной.
– Разве что ненадолго – а после полудня слетаем еще раз, если ты не устанешь. – Лоуренс посмотрел на Кейнса, яростно орудующего платком.
– В теплую погоду он может летать как обычно – нечего нянчиться с ним, – отрезал тот, протерев наконец глаза. – Пристегнитесь только покрепче, не то свалитесь от первого чиха. Прошу меня извинить.
В итоге Отчаянный совершил-таки свой долгий полет. «Верность» растаяла в синеве. Вода у берега
