— Вы потенциальный убийца, — сказал он медленно.
— А вы как хотели? — разозлился вдруг Калашников. — Каждое изобретение несет в себе опасность для человечества. Надо только уметь эту опасность предвидеть и научиться ее устранять. Лучше погибнете вы один, чем десятки или даже сотни ни в чем не повинных людей, даже не знающих о ваших летных упражнениях! И потом, я ведь уверен в надежности установки. И подсунул вам не средство для мгновенной смерти, а очень надежный тренажер, позволяющий научиться летать в самые кратчайшие сроки.
— Ну хорошо, убедили. Я не взорвался, жив и здоров. Но кто сочинял инструкции, которые были на столе в комнате отдыха пилотов?
— Ветераны.
— Какие еще ветераны?
— Те, кто летал на таких самолетах. Нашел несколько человек, бывших военных летчиков, попросил их написать небольшие мемуары о боевой юности и особенно остановиться на том, как управлять 'Яком'. Что-то такое наплел про патриотическое воспитание. Они и рады были стараться. Вы же знаете, наверное, как у нас ветераны любят писать воспоминания. У меня был один знакомый — редактор книжного издательства. Так он не успевал отбиваться от всех этих рассказов о былых подвигах. Конечно, через сотню-другую лет для историков важно будет каждое свидетельство современника эпохи. Но у нас почти вся страна воевала, все знают, что такое война. Кроме того, мы так заидеологизированы и одурманены пропагандой, что у всех получается вспоминать на один манер: как Советский Союз победоносно громил фашистскую Германию под руководством великих полководцев генералиссимуса Сталина и маршала Жукова. Очень редко можно прочесть действительно живые записки о войне. Не о военачальниках, а о рядовых.
Собрал все записки, отмел в сторону лишнее и составил инструкцию. А когда по ремонту писал наставление, пришлось покопаться в технической библиотеке.
Никита не уставал поражаться открывавшимся подробностям. Получалось, что он учился летать по воспоминаниям! Хорошо хоть деды так помнили свои боевые машины, что даже спустя десятки лет смогли толково изложить основы самолетовождения. Но рассказывать никому об этой тайне нельзя — засмеют. Даже Алла.
— На что же вы рассчитывали, подсунув мне этот ящик Пандоры? — поинтересовался он, хотя ответ, в общем-то, знал.
— Вы, Никита Павлович, были таким жалким у себя в кабинете, что подумалось: 'Вот для чего предназначен этот ангар. Авиация сделает из него человека!'
— Ну а погибнет — туда ему и дорога. Одним слизняком на свете будет меньше, — продолжил за него Никита.
Калашников смутился.
— Не столь резко. Но в общем-то…
Никита рассмеялся и хлопнул его по плечу с такой силой, что изобретатель чуть не свалился со стула.
— Вы оказались правы. И нечего тут стыдиться. Так и надо всегда с людьми поступать: бросать в воду, и пусть сами учатся плавать. Ладно, остальные вопросы — потом. Где там Вахтанг? Будем военный совет держать! И не хлебайте больше это омерзительное пойло! Вы что, алкоголик? Или просто от тоски выпиваете? Тоску — побоку! Нам теперь тосковать некогда!
Глава 26
Вместе с завтраком, который опять принесла баба Саша, Никита получил записку от Аллы. Разузнав предыдущей ночью у Калашникова угол обзора объектива телекамеры, он небрежно прошелся вдоль стены и встал как раз под вентиляционным отверстием. Здесь его наблюдатель не видел. На плотно свернутом кусочке бумаги было написано:
'Разговаривала с С. С. Хотят знать — когда? Л. сказал, что скоро тебя увижу. Чем могу помочь? Люблю, жду'.
Кусочек грифеля у него еще оставался. На обороте записки он ответил, что, по-видимому, завтра вечером, помощи пока не надо, надеется увидеть ее, тоже любит и ждет. Комок бумаги спрятал между грязными тарелками и спокойно отдал в окошко Федюне. Весточка должна была дойти до адресата.
Спать узники легли только под утро. Всю ночь разрабатывали план своего освобождения, устали, но, кажется, предусмотрели все случайности. Сегодняшний день должен был показать, насколько реально то, что придумали;
Операцию отложили на завтра. Вахтангу необходимо было хоть немного привыкнуть к самолету, да и Никите не мешало бы подняться в воздух. Нужно было заставить Носорога позволить им полетать одновременно и в одном помещении.
Вахтанг, военный летчик, начинал учиться на самолетах с поршневыми двигателями, поэтому особенных сложностей в освоении брата-близнеца 'Мухобоя' не предвидел. И все же перерыв в полетах у него имелся, а в авиации даже после отпуска пилотов вводят в строй постепенно.
Носорог появился сразу после того, как Никита позавтракал. Вчерашнее злоупотребление коньяком совершенно на нем не отразилось.
Опять веселье било ключом. Как договорились ночью, Калашников сказал ему, что самолет готов, можно приступать к испытаниям и готовить шоу. Дело было теперь за 'Мухобоем'.
— Ну, пилот, решил, что будешь делать? — прямо с порога спросил Л.М.
— Здороваться надо, — проворчал Никита. Он все еще изображал из себя человека, мучимого сомнениями.
— Если только в этом дело, то — здравствуй! — уступил Л.М. — А с остальным как?
— Не верю я тебе. Говоришь одно, делаешь другое, в конце концов, получается третье. Сейчас рассказываешь, что нужен я тебе давно. А сам взрывников подослал, меня чуть дверью не убило. Ну слетаю я, собью грузина. А потом если и отпустишь, то с голой задницей. Пока я здесь сижу, меня уже с работы выгнали за прогулы.
— Поверить придется, — проявил свой норов Носорог. — Потому что другого варианта нет. Или летаешь, или исчезаешь. Если полетишь, тоже исчезнуть придется. Но — живым. Здесь ты мне только мешать будешь. Так что деньги в зубы, девчонку под мышку и езжай на все четыре стороны. Мир большой, какую-нибудь работу найдешь. Согласен, я могу обманывать. Но только если дело этого требует. Здесь же у тебя одно выступление, на следующий раз можно другого найти. Сейчас летчиков безработных много появилось. Чем им где-нибудь в Африке шкурой рисковать за гроши, лучше здесь, не выходя из комнаты, геройство проявлять. А что дверь взорвали, так услужливые дураки всегда делу мешали. Очень ты меня разозлил тогда, я и скомандовал. Потом, решив, что здесь ты мне больше пригодишься, чем на кладбище, дал отбой. Но до них, дубоголовых, разве сразу дойдет? И вообще все ведь нормально закончилось? Чего сейчас взбрыкивать?
— Гарантии какие-нибудь можешь дать?
— Ну какие гарантии? Мое честное слово. Все. Хочешь — верь, хочешь — не верь. Твое дело.
— Ладно. Теперь такие условия. Нужен мой самолет. Сегодня покажешь, где мы будем воевать, и я сделаю пару вылетов. Лучше вместе с Вахтангом, чтобы могли присмотреться друг к другу. А то получишь слишком короткое удовольствие, если кого-то собьют сразу. Ты ведь не хочешь этого? Далее. Ангар здесь, у Аллы. Но заберу его я сам. Ты при нашем разговоре присутствовать не будешь. Должен же я ее успокоить! В ангар, кроме меня, никто не шляется, особенно твой дебильный Федюня. А то не ручаюсь, что не уроню там на него что-нибудь тяжелое. Надоел, кретин. Сегодня после полетов мы посоветуемся с Вахтангом и скажем, когда тебе гостей созывать. Может быть, уже завтра. Зависит от того, насколько уверенно будем чувствовать себя в воздухе.
После боя победитель получает деньги — обязательно наличными, без всяких там чеков — и уходит. Если победителем буду я, вместе со мной уходит Алла. Если нет — все-таки присмотри за ней, чтобы совсем уж в грязные руки не попала. Как, я все четко изложил? Обещаешь?
