- Тогда половину.
- А если...
- Ну вы уж совсем! Заставляете человека открывать душу и жметесь!.. Я с вами чувствую себя хуже проститутки!
- Простите! - покраснел профессор. - Вот...
И положил передо мной бумажные деньги и мелочь.
- Обижать не надо...
Я отодвинул мелочь, потом взял.
- Ну... - сказал профессор.
- Не запряг - нукать-то! Как вы с народом! Кинули подачку и сразу: ну! Не видите, что ль, что я деньги считаю!
Пересчитал и говорю:
- Не сто один, а сто два - обманывать нехорошо! Мелочь я не считал, я не мелочусь!
- Ну? - напомнил он робко.
Убрал я деньги в карман, похлопал его по дряблой щеке и говорю:
- А жду от жизни... жду я от жизни, что она скоро кончится, а я так и не пожил по-человечески! Есть еще деньги?
- Не-ет...
- Тогда пока, - сказал я.
Надел шляпу. Его ему на нос. И вышел весь...
Про бюст
На днях подходит ко мне один... говорит: 'Виктор Михайлович, сейчас проводится конкурс 'Бюст-99', не хотите принять участие?'
Я говорю: 'Так там это... женщины вроде...'
Он говорит: 'Да какая вам разница - спонсор наш, мы вам почетную третью премию и деньги!'
Я спрашиваю: 'А почему я? Я не то что на женщину - жена говорит: на человека не похож!'
Он говорит: 'Не знаю, почему выбор пал на вас, - дело после банкета было, и спонсор собственноручно писал... Мы потом египтологу дали, и он нам эти иероглифы расшифровал! Но тоже после банкета!'
Я говорю: 'Да что я показывать-то буду? Если у меня там нет ничего!'
Он говорит: 'Не современно вы рассуждаете, Виктор Михайлович! Многие деятели культуры согласились бы за деньги и не такое показать! А тут конкурс! Телевидение!'
Я, как представил себя с бюстом по телевизору, кричу: 'Ни за что!'
Он говорит: 'Ну хорошо, сколько вы хотите?'
Я думаю: 'Чтоб отвязался, скажу: 'Тысячу долларов''. Говорю: 'Тысячу зеленых!' Он говорит: 'Нет проблем!'
И тут внутри у меня что-то дрогнуло. Думаю: 'Детям надо купить... жене. Что я, в самом деле, изображаю из себя?!'
Говорю: 'Ладно, где обнажаться?'
Приехали в концертный зал, там ведущий. Говорит: 'Раздевайтесь'. Я разделся. Он посмотрел на мою грудь и говорит: 'А вы ничего дома не забыли?'
Я говорю: 'Теперь так носят! Один парижский кутюрье называет это 'Воспоминание о детстве''.
Ведущий говорит: 'Может, для него и воспоминание о детстве, а я, глядя на вас, вспоминаю сумасшедший дом!'
Тут, который меня привел, шепнул ему что-то, и он говорит: 'Впрочем, мы здесь собрались не для дискуссий - идите на подиум!'
Ой, страшно мне стало! Но сказал себе: 'А если бы я был в разведке?! Как Штирлиц?! Который красиво носил ненавистную фашистскую форму! А мне легче: я без формы - только в трусах!'
Ведущий говорит: 'Кстати, как у кутюрье этого фамилия?' А у меня из всех французских фамилий в башке только одна вертится: Мишель Легран. Я говорю: 'Мишель Ноган!'
Ну, началось представление! Двадцать две женщины и я. У всех бюсты - к стенке не подойти, за метр уткнутся! И я со своим... детством.
Бабоньки косятся на меня, говорят: 'Голубой, что ли?' Я говорю: 'Это я от холода посинел, а вообще-то я розовый!'
Они говорят: 'И какое же вы надеетесь занять место?'
Я говорю: 'К-как какое - третье!'
Одна востроглазая говорит: 'Это было бы возможно, если бы нас всего трое было!'
Я говорю: 'Если бы нас трое было - я бы первое занял!'
Она говорит: 'Почему?' Я говорю: 'По нумерации бюстгалтера!' Она говорит: 'А вы носите?'
Я говорю: 'Если надо - надену! И не ваше дело!'
Она говорит: 'Стерва!'
Я говорю: 'Сама стерва!'
Ведущий кричит: 'Девочки, прекратите скандал, публика услышит!'
Я говорю: 'Я вам не девочка!'
Ведущий говорит: 'Ну хорошо, я буду называть вас - госпожа! Прошу приготовиться!.. Пошли!..'
И мы пошли. Эти-то, мои соперницы, идут потрясывают, а я, когда моя очередь дошла, как появился... в зале истерика началась. Бинокли друг у друга рвут, чтоб лучше разглядеть. А я думаю: 'Штирлицу труднее было! А я потерплю, зато жене пальто купим и детям ботинки!'
Иду по подиуму, бедрами покачиваю, про пальто думаю. А ведущий объявляет в микрофон: 'Новейшее течение в области культуры тела, разработанное французским кутюрье Мишелем Ноганом, - 'Воспоминание о детстве'! Представляет бюст Виктория Михайлович!..'
И тут я понял, где они прокололись. Но уже радость победы наполнила мою грудь. Походка стала уверенной, грациозной. Не иду - гарцую! Думаю: 'Эх, скорее бы лето - всегда буду обнаженным ходить!'
А зрители-ценители притихли, чувствуется: сумбур у них в головах - кому ж охота от новых веяний отставать? И потихоньку один за другим стали мне аплодировать.
Вот так я и получил свою третью премию и, довольный, пошел домой.
Я помню все
У меня генетическая память очень развита. Например, я помню, как сидел на ветке. Рядом подруга обезьяна скалится в улыбке... Вдруг другой обезьян как даст мне по башке!
Динозавров помню... огромные. Мы на них охотились. Подбежим кучей, динозавр кого-нибудь прибьет, мы его съедим.
Помню, как бежал за мамонтом с камнем в руке... Потом мамонт развернулся и бежал за мной. В яму, замаскированную травой, я упал первым, он - следом. Только сейчас я понял, что соплеменники использовали меня как приманку!
Татаро-монгольское иго помню плохо. Чтоб живым остаться, я глаза широко не раскрывал.
Пугачева помню... Помню, выпили и кричим: 'Слава царю!', а когда опохмелились - его уже в клетке везут! Я крикнул: 'Слава...', мне как дадут по башке. Я до старости хлеб одним зубом жевал!
Лермонтова помню... На Кавказе было... Он - поручик, я - горец. Лежим мы с Махмудом в засаде, вдруг Лермонтов на коне! Я прицелился, а Махмуд говорит: 'Нэ надо, его свои убьют'. Я говорю: 'Почему?' Махмуд говорит: 'Аллах их знает! Навэрно, у них поэтов много, а дураков мало!'
Однажды японцем родился... И что удивительно: русских не любил, а в следующий раз - русским на
