Все зааплодировали, а уполномоченный по правам человека Наби Набиев вскочил с места и закричал:
– Еще надо установить, откуда в городе взялись полторы тысячи боевиков!
– Точно так! – закричал его племянник, – все происходящее доказывает, что мы имеем дело с тщательно подготовленным, заранее спланированным вторжением, которое невозможно без длительной финансовой и технической подпитки из-за рубежа!
– Наш народ сделает все, – вскричал Магомед-Расул Кемиров, – чтобы дать отпор вашингтонскому обкому!
– Э, что там вашингтонский обком, у нас есть предатели и поближе, – заявил Наби Набиев, – вон, возьмите Хагена. Если он со своим народом, почему его люди до сих пор сидят на «Снегире»? Что это за история, что они его не слушаются?
Взоры всех присутствующих оборотились белокурому красавцу в камуфляже, мрачно стоявшему рядом с полковником Аргуновым. Он не выглядел пленником; руки его были свободны, но оператор местных «Вестей» немедленно опустил камеру, чтобы показать зрителям пустую кобуру у него на боку.
– В самом деле, – сказал Христофор Мао, – Хаген Альфредович, ваши бойцы не должны отсиживаться в казармах. Пусть выходят и исполняют свой долг.
Хаген неторопливо расстегнул ширинку и извлек их нее внушительных размеров член.
– Сначала отсоси у меня, – сказал белокурый эсэсовец.
Кирилл очнулся на заднем сиденьи машины. Это был раздолбанный «москвич» с тонированными стеклами: он полз по бугристой улице вдоль мелкой, заросшей камышом речки, и за рулем был Булавди. На переднем сиденье что-то пищало.
Машина закатилась во двор, Булавди хлопнул дверью и вышел. Квохтали куры и слышались мужские голоса. Двор был очень просторный, с гаражом, покрытым сверкающим шифером, и судя по речке, они были где-то в равнинной части республики: в Шамхальске, а может, на севере Торби-калы.
В машине бормотало радио. Оно говорило о каком-то теракте.
Кирилл не очень понял, о чем речь, открыл дверь и вышел из машины. Руки его были свободны, и охранника рядом не было. Люди во дворе проводили Кирилла настороженным взглядом, но никто из них ничего не сказал, когда Кирилл, пригнувшись, шагнул в распахнутую дверь беленого домика.
В гостиной на столе лежала всякая снасть для убийства, и тут же, посереди, была разостлана пеленка, и в эту пеленку Булавди заворачивал красный копощащийся комок. Кирилл смотрел на этот комок и понимал только то, что этот комок убил Диану. Если бы она не была беременна, она наверное б осталась жива.
Мир вокруг был как киноэкран, но фильм, который на нем показывали, не имел ни смысла, ни толку.
Следом за Кириллом в комнату вбежала полногрудая молодая женщина, ахнула, всплеснула руками, стала забирать другого младенца, которого держал Алихан – тот был завернут в камуфляжную куртку.
– Позаботься о них, – сказал Булавди молодой женщине, – отнеси их Гале. У нее должно быть молоко. Помолчал и добавил:
– И не забудь, что они мне троюродные племянники.
– Отвезите их в резиденцию, – сказал Кирилл, – Джамалу.
Все обернулись на звук его голоса, а Булавди поднял голову и сказал:
– Джамал мертв.
Булавди помолчал и сказал:
– Это сделал Мао. Это все знают. Он устроил резню в Тлен-кое, чтобы заманить туда Джамала.
– Отвези детей в больницу. К Джабраилу Алиеву, – сказал Кирилл.
Он подошел к столу и увидел, что за пеленками лежит карта Торби-калы. Разноцветные булавки отмечали блокпосты и скопления бронетехники. Рядом с картой лежала «Муха» со сдвинутыми трубами. Красный комок стал махать ручками, как будто пытаясь дотянуться до оружия, и люди вокруг одобрительно засмеялись, а женщина поскорее подхватила и унесла младенца.
Кирилл сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул бывший там бумажник. Когда он открыл бумажник, он увидел, что наличных денег там больше нет, а вот кредитки остались. Это его не очень-то огорчило, потому что та карточка, по которой он намеревался расплатиться с Мао, по-прежнему лежала в бумажнике.
Кирилл сдернул карту со стола, и булавки так и посыпались вниз. Стоявшие в комнате люди молча наблюдали за тем, что он делает. Краем глаза Кирилл заметил Алихана: он стоял за плечом Булавди, и тут же был молодой Мурад и еще кое-какие люди из тех, кто считал, что во всем виноваты Америка и проклятый Запад. Было даже странно, что эти люди не могут найти общий язык с Христофором Мао, потому что Мао тоже был уверен, что во всем виновата Америка.
Они вообще совпадали с точностью до знака, Мурад и Нао, с той только разницей, что Мурад умел умирать за свою паранойю, а Христофор умел за нее только убивать.
Кирилл перевернул карту, и оборотная ее сторона, как и ожидал Кирилл, была белой. Кирилл взял валявшийся тут же фломастер и начал чертить ту самую схему, которую год назад он увидел на стене лондонского офиса.
Он чертил блок за блоком, связанные технологическими цепочками, и в некоторых квадратах он писал «аммиак» и «метан», а в некоторых он писал химические формулы.
В комнате тоже приглушенно работало радио, и пока Кирилл рисовал, радио успело сообщить, что приказом председателя правительства генерала-лейтенанта Христофора Мао на всей территории республики вводится режим контртеррористической операции.
Кирилл нарисовал последний квадрат, поднял голову и спросил:
– Что ты собираешься делать с Мао?
– Ничего, – ответил Булавди, – Мао сидит на заводе. Это полторы тысячи солдат, БТРы, ОМОН и «Альфа». А ваши танки бегают по городу ну прямо как зайки.
Кирилл обвел жирным красным фломастером квадратики с надписью: «этилен» и «пропилен».
– Знаешь, что это такое? – спросил Кирилл.
Булавди пожал плечами.
– Отрава, что ли?
– Нет. Это всего лишь газ, который хорошо горит, и, так как он тяжелый, в отличие от метана или водорода, он образует газо-воздушную смесь, которая, по сути, является вакуумной бомбой. Это промежуточный химический продукт для изготовления полиэтилена и полипропилена, и он хранится на моем заводе в емкостях по пять тысяч тонн под давлением в пятьсот атмосфер. Если мы проделаем в емкости дырку, не взрывая ее, он вытечет наружу. Если через двадцать минут после того, как он вытечет, мы подорвем инициирующий заряд, то от полутора тысяч солдат ничего не останется.
Командиры переглянулись между собой. Булавди усмехнулся в седеющую растрепанную бородку, поправил висевший у него на плече автомат:
– Я не охотник до дурацких выдумок.
Голос русского был ледяным:
– Если бы ты не бросил университет, Булавди, и отучился бы хоть пару курсов, ты бы услышал, что на свете есть вещи посерьезней рогатки у тебя на плече.
Кто-то хихикнул, а лицо Булавди медленно налилось красным, и он проговорил:
– Если ты не врешь, мы взорвемся вместе с ними.
– Ты боишься умереть? Тогда я возьму с собой тех, кто не боится.
Булавди молчал несколько мгновений. По дороге они обсуждали, что сделать с этим человеком: пристрелить на месте или потребовать выкуп; он был русский, подстилка Джамала, иностранец с виллой в Кенсингтоне и яхтой на Мальдивах, – а теперь он стоял, и командовал им! Им, амиром Восточного Фронта! И он вел себя так, как будто для него ничего не существовало на свете, кроме погибшей жены, и полторы тысячи дохлых солдат Русни были для этого человека не очень большая плата для того, чтобы добраться до убийцы Дианы.
Радио щелкнуло, хрипнуло и сказало голосом Мао:
– Я не дам ввергнуть республику в кровь и хаос!
