Саймон отвел взгляд от Линетт. Грудь его вздымалась и опадала. Линетт чувствовала его желание, она ощущала его всеми органами чувств. Линетт зябко повела плечами, ибо желание Куинна воспламеняло и ее страсть. Реакция была инстинктивной, бессознательной. Но движущая сила этих примитивных проявлений была в их сердцах, в том, что они чувствовали по отношению друг к другу, и это все, что было для нее важно.
– Сюда, – сказал Саймон и повел всех троих через кладбище. Линетт догнала его и взяла под руку.
– Линетт, – позвал отец, – ты должна идти с нами. Она посмотрела на Саймона, который, нахмурившись, посмотрел на нее сверху вниз, и подмигнула ему.
– Чертовка, – едва слышно выдохнул он, и озорная улыбка чуть коснулась его губ и глаз, и сердце ее затрепетало от этой улыбки.
– Любимый, – промурлыкала она.
Он издал звук, похожий на стон, и этот звук отчасти успокоил ту часть ее, что все еще пребывала в беспокойстве перед грядущим воссоединением с сестрой. Напряжение, что сводило плечи все утро, стало понемногу спадать. Саймон взял ее за руку и тихонько сжал и взглядом дал понять, что знает о ее тревоге и понимает ее.
Он понимал ее, понимал каждое движение, души и тела, понимал так, как порой не понимают друг друга люди, прожившие бок о бок много лет.
Они приблизились к склепу с открытой дверью и остановились.
– Придется немного пройти под землей, – сказал Саймон.
Линетт кивнула и подобрала подол своего ярко-синего платья.
– Боже мой, – сказала Маргарита. – Это действительно так необходимо?
– За домом Дежардана ведется наблюдение. Если мы хотим совершить обмен, то такой способ самый надежный. Я войду в дом с Линетт, а выйду из него с Лизетт. Тот, кто, возможно, увидит это, не заметит разницы.
Оглянувшись, Линетт встретила хмурый взгляд матери робкой улыбкой.
– Вы останетесь с Лизетт, маман. Вы должны быть счастливы, верно?
– Но я рискую тобой, малышка, – с мрачной серьезностью ответила Маргарита.
Де Гренье поджал губы и крепче сжал руку жены.
Линетт тесно прижималась к Саймону, который вел ее в катакомбы, раскинувшиеся под городом. Они шли по лабиринту каменных переходов, и путь им освещал лишь факел, который нес Саймон. Наконец он свернул с относительно широкого туннеля в узкий боковой проход и вверх по каменным ступеням к деревянной двери.
Сунув факел в железный держатель на стене, Саймон вошел в подвал. Он весь был заставлен стеллажами с вином. Здесь было прохладно и светло – такой контраст после зловещей тьмы подземелья. Но, как ни странно, в этом безобидном винном погребе Линетт стало так страшно, что она невольно съежилась. Саймон молча пожал ей руку, и она расправила плечи и вздохнула полной грудью.
Превозмогая волнение и страх, Линетт шла следом за Саймоном, глядя только прямо перед собой.
И вот перед ней возник щуплый низкорослый мужчина в костюме из золотистого атласа. Сердце Линетт забилось часто-часто, стало трудно дышать. Мужчина окинул ее взглядом с головы до пят.
– Впечатляет, – сказал он, и голос его показался ей очень громким в тишине погреба.
– Линетт, позвольте представить вам…
Но Саймон не успел договорить, как де Гренье бросился на Дежардана и свалил его на пол. Завязалась потасовка, и Саймон, не теряя времени даром, протянул ошарашенной виконтессе руку и потащил ее в кабинет, захлопнув за собой дверь.
Линетт, пораженная внезапным нападением отца на щуплого человечка, не сразу пришла в себя. Но, опомнившись, первое, что она ощутила, была напряженность. Воздух в кабинете был заряжен электричеством, как перед грозой. Она почувствовала, как зашевелились волосы на затылке, как по спине поползли мурашки.
Сделав глубокий вдох, Линетт медленно повернулась, Воздух жег легкие, сердце грозило выскочить из груди.
Лизетт сидела у камина – бледная и несказанно прелестная в своем белом платье, расшитом разноцветными цветами, рядом с ней находился сурового вида мужчина в темно-сером наряде.
Линетт во все глаза смотрела на свою обожаемую сестру, которая выглядела так, какой она помнила ее два года назад, но только глаза у нее были другими – глаза совершенно чужой женщины: холодные и настороженные. Если бы не мужчина рядом с ней – мистер Эдвард Джеймс, как сообщил отец, – она бы даже не решилась подойти к этой новой и чужой Лизетт. Однако Джеймс был именно таким кавалером, которого бы выбрала для себя сестра, какой она ее знала. Таким, какого бы выбрала для нее и сама Линетт.
Ни слова не говоря, Линетт шагнула к сестре, не замечая того, что по щекам ее катятся слезы.
Сестра ее взглянула на мистера Джеймса, и тот обнадежил ее кивком. Он подошел к ней ближе, положил ладонь ей на спину и чуть подтолкнул.
Виконтесса громко всхлипнула и бросилась к дочери, опережая Линетт. Она обняла Лизетт, захлебываясь от слез, в которых радость мешалась с болью. И тогда губы Лизетт дрогнули, маска холодной настороженности, обезличивавшая родные черты, исчезла, и вот перед ней была обычная девушка, хрупкая, ранимая, словно пронизанная болью.
Это превращение было столь интимного свойства, что Линетт стыдливо отвернулась, ища глазами Саймона, который, верно, почувствовал, как он нужен ей в эту минуту. Он привлек Линетт к себе и крепко обнял.
