— Я знаю, на что я смотрю, — сказал я, — но не знаю, что я вижу, если можно так выразиться.
— Это храм, — ответила она, — посвященный одному из членов Амберского королевского дома.
— Ну да, Корвину, — согласился я. — Это то, на что я смотрю. Но что я вижу? Откуда такое могло появиться здесь, при дворе Хаоса, в самом-то деле?
Она сделала несколько медленных шагов вперед, разглядывая отцовский алтарь.
— Полагаю, нелишним будет сказать, — добавил я, что это не единственный подобный храм, который я видел по возвращении.
Она протянула руку и слегка дотронулась до рукояти Грейсвандира. Затем достала из-за алтаря коробку, в которой лежали свечи. Выбрав серебряную, она зажгла ее от другой, укрепила в одном из многочисленных подсвечников и поставила возле Грейсвандира. Кажется, в этот момент она прошептала что-то, но я не смог разобрать слов.
Когда она повернулась ко мне, я увидел, что она улыбается.
— Странно, — заметил я, — Мы оба выросли здесь, но кажется, тебе гораздо больше известно о некоторых вещах, чем мне.
— Все очень просто, — ответила Джилва. — Ты уехал почти сразу после войны, чтобы обучаться в чужих краях. Как раз в это время и начались перемены, свидетельства которых находятся сейчас перед тобой.
Она взяла меня за руку, подвела к скамье возле стены, и мы сели.
— Никто на самом деле не думал, что мы проиграли войну, — начала она, — хотя все сошлись во мнении, что Амбер оказался блестящим противником. Однако впоследствии начало шириться недовольство политикой правящего королевского дома, политикой, которая привела нас к той войне и договору, подписанному вслед за ее окончанием. Но, конечно, никто не намеревался открыто противостоять Короне. Тебе известен консерватизм лордов Грани — понадобилось бы что-то гораздо большее, чтобы заставить их выступить против королевской власти. Вместо этого недовольство приняло иные формы. Неожиданно резко возрос интерес к Амберу. Биографии членов Амберской королевской фамилии продавались нарасхват. Постепенно начало складываться что-то вроде культа. Были построены храмы, — такие, как этот, — посвященные тем Амберитам, чьи доблести кто-либо считал наиболее заслуживающими преклонения.
Она остановилась, изучая мое лицо.
— Все это слишком напоминало возникновение новой религии, — продолжала она затем, — потому что даже официальный культ Змеи на какое-то время оказался совершенно заброшенным. Тогда Суэйвилл объявил Амберскую религию еретической и запретил ее. По-моему, это была ошибка. Если бы он так не сделал, то все бы скоро заглохло само собой. Хотя, впрочем, не знаю. Но то обстоятельство, что религия превратилась в подпольную, заставило многих относиться к ней гораздо серьезнее, чем просто к одной из форм оппозиции центральной власти. Я не знаю точно, сколько Амберских храмов существует в различных знатных семьях, но тот, в котором мы сейчас находимся, несомненно, один из них.
— Любопытный социологический феномен, — произнес я. — Кумир вашей семьи, конечно же, Бенедикт?
Она засмеялась.
— Ну, об этом нетрудно догадаться.
— Мондор описывал мне его храм. Он говорил, что был очень удивлен, когда, находясь у вас в гостях, увидел его, и совершенно не понимает, что это должно означать.
Она снова улыбнулась.
— Он просто хотел посмотреть, как ты на это отреагируешь. На самом-то деле такая практика общепринята. Кстати, я слышала, что одно время и он сам придерживался новой религии.
— Вот как? Откуда ты узнала?
— Раньше он не делал из этого тайны, — еще до официального запрещения.
— И кого же он выбрал себе в покровители? — спросил я.
Все чудесатее и чудесатее…
— И ты действительно видела храм, воздвигнутый им в ее честь?
— Да. До запрещения можно было свободно молиться своим Амберским «друзьям» и просить их об услугах всякий раз, когда испытываешь очередной приступ раздражения от королевской политики.
— А после запрещения?
— Публично все уверяли, что разрушили свои алтари, как и было предписано. Но я уверена, что многие просто перенесли их в тайные убежища.
— А о каких услугах обычно шла речь?
— Это зависело от того, к кому обращаешься. Вообще-то я не знаю всех подробностей организации Амберского культа. — Она обвела вокруг широким жестом. — Между прочим, находиться здесь незаконно. Хорошо, что я не знаю, где мы.
— Полагаю, что так, — ответил я. — Интересно, существует ли какое-то родство между храмовыми идолами и их реальными воплощениями? У Мондора, насколько я знаю, действительно были какие-то дела с Фионой. Они встречались, и однажды я даже присутствовал при этом. А еще кое-кто, о котором мне известно, даже стащил одну вещь, принадлежавшую его… гм… патрону, и хранит ее у себя. И вот это, — я поднялся, подошел к алтарю и вытащил из ножен меч Корвина, — тоже реальная вещь. Я видел Грейсвандир и раньше, мог дотронуться до него, подержать в руках. Это действительно он. Но вот что странно — насколько я понимаю, отца здесь нет, — а между тем, когда я видел его совсем недавно, клинок был с ним. Скажи, а насколько согласуется с принципами нового культа держать своего патрона в заключении?
— Я никогда не слышала ничего подобного, — отвечала она, — Но думаю, такое в принципе возможно. Ведь на самом деле речь идет не о живом существе, а о духе, которому поклоняются в каком-то определенном месте. Что же до реального лица, то оно может находиться где угодно, в том числе и в заключении.
— Или быть давно умершим?
— Или быть умершим, — подтвердила она.
— Конечно, все это очень интересно, — произнес я, отходя от алтаря, — но вряд ли поможет мне разыскать отца.
Я снова подошел к ней, пройдя по мозаичному полу, на котором слева был изображен (видимо, в соответствии с представлениями о Лабиринте Амбера) черно-белый узор, напоминающий тот, что встречается на восточных коврах, а справа — Темница Хаоса.
— Ты мог бы спросить у кого-нибудь знающего о том, как мог меч твоего отца попасть сюда, — предложила она, поднимаясь.
— Я уже пытался узнать об этом у одного вполне знающего лица, но так и не получил удовлетворительного ответа.
Я взял ее за руку, чтобы отвести обратно по той дороге, которой мы пришли. Внезапно мы оказались стоящими рядом почти вплотную.
— Я буду рада послужить будущему властителю Хаоса, насколько это в моих силах, — произнесла она. — И хотя я не имею права говорить от имени всего нашего дома, я уверена, что любой из Хендрейков поможет тебе, если тебе придется оказать давление на то знающее лицо, о котором ты упоминал.
— Спасибо, — сказал я, и мы обнялись. Ее чешуйки были прохладными. Ее клыки растерзали бы в клочья мое человеческое ухо, но сейчас, когда я был в хаосском обличье, они лишь слегка пощекотали его, и это было приятно. — Я поговорю с тобой снова, если мне будет нужна помощь подобного рода.
— Поговори со мной в любом случае.
Мне было так хорошо, что на какое-то время я забыл обо всем, обнимая ее и чувствуя ее объятия, до тех пор, пока не увидел на полу возле нас какую-то тень.
— Мас-стер Мерлин!
— Глайт!
— Она с-самая. Я случайно увидела, как ты вошел с-сюда. Человек или демон, маленький или взрослый, — я тебя всегда узнаю.
— Мерлин, кто это? — спросила Джилва.
— Старый друг, — ответил я. — Глайт, познакомься с Джилвой. Джилва, познакомься с Глайт.
