Нико улыбнулся ей:
– Все нормально. Девочка сядет в самолет, а нам придется задержаться здесь на пару дней. Вот и они.
Из-за поворота показался джип с ооновской аббревиатурой и фургон с названием французской телекомпании. За ними следовал первый автобус с детьми и еще одна машина с журналистами. Замыкали колонну еще два автобуса и машина с военными.
Николаев обязан был отработать все до мелочей, чтобы не вызвать подозрений даже у Сюзон. Пусть вполглаза, но за ним будут следить внимательные глаза Вивьен. Он вышел из машины, открыл заднюю дверцу и помог девочке выйти. Она вцепилась в его руку, но смотрела только на Мэрион. Нико все свое внимание сосредоточил на колонне машин. И с этого момента время побежало – не остановить. Ни секунды на передышку. Нико потянул девочку за собой.
– Мэрион! – она уперлась, стараясь вырваться. Теперь Сюзон чувствовала угрозу, исходящую от белых.
Они стали привлекать внимание. Несколько человек, включая водителей на парковке, посмотрели в их сторону. Николаев мгновенное принял решение, отпустив девочку. Сюзон кинулась к машине и там попала в объятья опекунши.
– Мэрион, – Нико склонился над дверцей. – Тебе придется проводить Сюзон до автобуса. Я пойду рядом. Ну же, – поторопил он ее. Он не был знаком с предстоящей процедурой, однако разумно предположил, что сопровождающие детей тянуть резину не станут. Быстренько выйдут из автобусов, построятся, возьмутся за руки и прошествуют прямо до самолета. Вслед им зашуршат видеокамеры, защелкают фотоаппараты репортеров. Они будут похожи на ненасытных гиен, повиснут на воротах, протиснут головы между прутьев, щелкнут и прошуршат лишний разок. Похоже, Николаев сейчас возненавидел весь мир, проклял все профессии. Он шел в трех шагах позади негритянки, задыхался от запаха пота, которого не замечал в духоте салона, не узнавал себя и своих эмоций. В висках простучало: «Почему? Почему? Почему?»
Его взгляд скользнул поверх головы Мэрион и вырвал среди встречающих кортеж высокую фигуру Вивьен. Казалось, и она выискивала его взглядом. Да, похоже, так оно и есть, заключил Нико. Он проверил догадку, помахав Вивьен рукой, и получил схожий ответ: она чуть приподняла руку в приветственном жесте.
Все шло как надо. По сценарию Нико.
И – новые сомнения. Он уже имел возможность убедиться в норовистости Сюзон. Она могла закатить нечто подобное, едва Мэрион отпустит ее руку. Она снова привлечет к себе внимание. Она заголосит на родных языках и выдаст в себе пятилетнего шпиона, которого тайно хотят переправить за границу. Может быть, среди детей она успокоится? «Куда тебя занесло!» – осадил себя Нико. Порой он выдавал желаемое за действительное. И сейчас многое отдал бы за то, чтобы Сюзон оказалась среди детей, и как можно скорее. До этого она вела себя, как взрослая, казалось, все понимает и старается помочь незнакомым дядям вернуть ее к маме. Надо напугать ее, совсем запутался Нико, словно предчувствовал непоправимое.
– Заголосишь, засранка драная, вернешься к султану, – чуть слышно прошептал он.
Именно сейчас стала чувствоваться адская жара Чада, зажатого в континентальных тисках, стало трудно дышать. Когда холодно, нужно дышать носом, а когда жарко – ртом? Нико натурально хватанул обжигающего воздуха и едва не закашлялся. Однако сейчас было не так жарко, всего тридцать семь градусов…
Приедут полицейские или нет? Полиция в Чаде коррумпирована и главной задачей считает вымогательство с белых. Господи, мысленно подгонял полицейских Нико, да ради такого дела, на котором можно набить карманы миллионами в европейской валюте, им стоит поторопиться.
А пока торопилась Вивьен. Она приветствовала людей из своей команды: кому-то крепко пожимала руку, кого-то обнимала, похлопывая по спине. Но тепла в ней было не больше, чем в лягушке. Казалось, она была чужда этим людям, отрабатывала повинную, а вместе они виделись… единомышленниками? Нико покачал головой: нет. Хотя термин вроде бы правильный. Он видел сектантов: замкнутых, не подпускающих к себе на вытянутую руку, с подозрением относящихся к окружающим. Адвокат мог поклясться, что уловил на себе липкие, враждебные взгляды «евро-французов». Это чувство оказалось до тошноты неприятным, а в голове вдруг возник странный образ. Он увидел сектантов во главе с Вивьен в прохладном помещении с окнами, расположенными высоко под потолком. Они образовали круг, переступая с ноги на ногу, будто в нетерпении. Все они были раздеты, включая и Вивьен, которая оказалась в центре круга, на наспех сколоченном подиуме. Ее голову венчал островерхий колпак. Такой же головной убор был в руках у немолодой уже коренастой женщины. Вот прозвучала медь сигнала, и женщина передала колпак своему соседу справа. Тот быстро водрузил его на голову и шагнул к помосту. Вивьен приняла его и крепко прижала его к себе. Она громко стонала под ним, но ее глаза оставались равнодушными.
Как и сейчас. Когда ее взгляд в очередной раз нашел в толпе Нико.
Проклятая жара.
Мозги плавятся.
В следующий миг Вивьен подала ему недвусмысленный знак: «Поторопись».
И время для это было удачное. Фактически вокруг джипов и автобусов образовалось плотное кольцо, но оно свободно рвалось в любом месте и незаметно для окружающих, образовавших это кольцо. Сюзон, окажись она на периферии окружения, однозначно будет принята за одного из сотни детей, из которых больше половины уже покинули автобусы. И Николаев отдал должное Вивьен, сумевшей организовать работу своих людей. Ни одного лишнего жеста, все по делу. И дети казались вымуштрованными кадетами. Каждый знал свое место и также не сделал ни одного лишнего жеста. Николаев не мог не подумать о том, что и в дальнейшем в их поведении кардинально ничего не изменится. Их ждут строгие приемные родители, прохлада чопорных домов, где даже дышать разрешается в унисон с часами. И здесь детства нет, и там, куда их так спешно отправляют, детством не пахнет.
Ну, где же кавалерия?
Нико пересилил желание повернуть голову в ту сторону, откуда несколько минут назад приехал кортеж, в надежде увидеть отблески спецсигналов на крышах полицейских машин. Теперь каждый его жест виделся ему подозрительным. К тому же Вивьен опять поторопила его жестом руки.
Нико вынужденно ускорил шаг.
И в это время несколько камерунцев, одетых в форму службу безопасности аэропорта, открыли ворота. Они не разрешили проехать на аэродром автобусам; опять же их жесты говорили о том, что они намерены пропускать детей группами по несколько человек.
То походило на эвакуацию. Взрослые оставались, чтобы противостоять угрозе, нависшей над этим краем; дети уезжали, чтобы возродиться в другом краю.
Нико уже приходилось проталкиваться сквозь людской частокол. Мэрион одной рукой придерживала девочку, другой была вынуждена взяться за брючный ремень адвоката. Позади, оберегая их от толпы, шли Катала и Жевун. И все вместе они олицетворяли сценку из книги Джеймса Крюса «Тим Талер, или Проданный смех» – «Гусь, гусь, приклеюсь, как возьмусь».
Катала на ходу спросил у Живнова:
– Ты точно в полицию позвонил?
– Куда еще? – огрызнулся Павел.
– Может, в чадскую вытрезвиловку, откуда мне знать?
– Заглохни, ладно? – не скрывая раздражения, попросил Жевун, работая локтями. – Или смени тему.
– Как скажешь. Поговорим об ощущениях, которые соединили вечер вчерашний и утро сегодняшнее. – Катала резко сменил тему. Сказал так, подражая спортивному комментатору Сергею Курдюкову, чтобы услышал Нико: – Какая мощь! Он носом дышал на финише!
Николаев чуть сбросил темп, выругавшись про себя. Он взвинтил темп, не отдавая себе отчета. Но по- прежнему смотрел на Вивьен – как на маяк. Как Магомет на гору, которая вдруг пошла ему навстречу. А вдоль живого кордона двинулась первая группа детей – двадцать или около того; руководил детьми рыжеватый мужчина лет сорока и женщина неопределенного возраста, одетая в сиреневый сарафан.
Нет, пронеслось в голове у Нико, в эту группу Сюзон не попадет – быстро идут, а вот со следующей…
