— Ни слова более, сударь! Ни слова! — прервал его де Тревиль, помогая себе решительным взмахом руки. — Мне ваши оправдания совершенно неинтересны! Поберегите их для его величества!
— Для его величества? — переспросил Атос. — Так мы действительно приглашены к королю?
— Да, Атос! Мы действительно приглашены к его величеству! — ответил де Тревиль. — А вы полагали, что это шутка?
— Я полагал, господин капитан, что это способ заставить нас поживее явиться к вам. — Мушкетер с достоинством склонил голову.
— Увы, Атос! Вы ошиблись! Мы действительно направляемся к его величеству, который выслушает ваши оправдания, если, конечно, сочтет это необходимым, и решит вашу судьбу! По коням, господа! По коням!
И через полчаса капитан де Тревиль вместе с тремя своими подчиненными и псевдогасконцем, ошеломленным столь неожиданным поворотом событий, уже стояли в коридоре Лувра, возле аудиенц-залы его величества короля Франции Людовика XIII де Бурбона.
Капитан явно нервничал, уже раз пять напомнил молодым людям о перспективе неизбежной и весьма скорой смерти, раз десять осмотрел их, уверяя, что даже перед лицом таковой настоящий рыцарь обязан сохранять достойный и бравый вид. Когда же наконец дверь аудиенц-залы распахнулась и лакей пригласил мушкетеров войти, капитан построил Атоса, Портоса, Арамиса и д'Артаньяна в колонну по двое, сам встал во главе ее и твердым шагом вступил под своды аудиенц-залы…
Маршируя бок о бок с Портосом, разведчик напряженно размышлял, не ловушка ли это. Право слово, все основания для подозрений у него имелись! Попасть на прием к монарху вражеской державы на второй же день прибытия в ее столицу и начала разведывательно-диверсионной деятельности! В такое верилось с трудом. Скорее уж, думал псевдогасконец, сейчас, едва я миную эти вот двери, из-за их огромных створок выскочат королевские опричники и, навалившись на меня, скрутят по рукам и ногам. О черт! От этой мысли он сбился с шага, а размеренный, спокойный ритм его сердцебиения нарушился.
Усилием воли лазутчик снова взял себя в руки. Ну уж нет, этот номер у них не пройдет! Он мрачно улыбнулся и погладил заветное колечко на безымянном пальце левой руки. Черта с два! Живым эти проклятые французы его не возьмут! Под простым, неброским камушком этого простого же, неприглядного кольца, привезенного им из России, находилась ампула с ядом чудовищной силы. Достаточно было покрепче закусить самоцвет, чтобы на язык попал миллиграмм отравы, и… французским опричникам останется лишь вынести его труп из королевских покоев. Задание Москвы, разумеется, останется невыполненным, но лучше уж так, чем расколоться под пытками. Несмотря на уверенность в себе, разведчик прекрасно понимал, что всяким силам есть предел и, если за него возьмутся всерьез, он может не выдержать истязаний, в которых французы были большие мастера. Если верить поучительным историям господина д'Обинье, по крайней мере…
Он так крепко задумался о скорой смерти, казавшейся ему в этот миг абсолютно неминуемой, что не заметил, как Атос, шедший впереди, остановился, и налетел на него. Огромные створки дверей, из-за которых так никто и не выскочил, захлопнулись за мушкетерами, и они оказались перед монархом.
Людовик XIII, сын Генриха IV и Марии Медичи, оказался молодым, лет двадцати пяти, человеком приятной наружности, облаченным в домашний костюм лазоревого цвета, гармонично перекликавшийся с мушкетерскими плащами. В тот момент, когда де Тревиль со своими подчиненными вошли в аудиенц-залу, король сидел подле маленького столика, но сразу же поднялся навстречу им.
— Подойдите, храбрецы, подойдите! — воскликнул Людовик. — Дайте-ка мне побранить вас.
Мушкетеры с поклоном приблизились. Д'Артаньян следовал позади.
— Тысяча чертей! Так это вы вчера вчетвером вывели из строя восьмерых гвардейцев кардинала? — продолжал Людовик XIII. — Это много, чересчур много. Если так пойдет дальше, его преосвященству через три недели придется заменить весь состав роты. А я буду вынужден применять указы во всей их строгости. Одного еще куда ни шло, я не возражаю. Но восьмерых — повторяю, это много, слишком много.
— Поэтому-то, как ваше величество может видеть, они смущены, полны раскаяния и просят их простить, — сказал де Тревиль.
— Смущены и полны раскаяния? Гм… — недоверчиво проговорил король. — Я не верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией гасконца. Подойдите-ка сюда, сударь!
Лазутчик, размышлявший в этот момент о том, что, прежде чем лица других людей рожами и физиономиями именовать, неплохо бы со своим разобраться, понял, что эти слова относятся к нему, и, приблизившись с самым сокрушенным видом, пал ниц перед Людовиком и запричитал прежалобнейшим тоном:
— Государь-батюшка! Милостивец ты наш! Солнышко ты наше ясное! Не вели казнить, вели слово молвить…
— Что ж ты делаешь, тварь ты позорная?! — тихо, но очень эмоционально молвил за его спиной слово капитан королевских мушкетеров. — Что ж ты, падла трусливая, Гасконь-то позоришь?! Встань, урод, или ты у меня сейчас ляжешь уже навсегда!
Сообразив вдруг, что он и впрямь… перебрал маленько с преклонением перед монархом, д'Артаньян поднялся на ноги.
— Ну и что же вы хотели… молвить, молодой человек? — поинтересовался король, польщенный сравнением с ясным солнышком.
Не слыша более замечаний де Тревиля, псевдогасконец приободрился и начал рассказывать королю, как он вчера встретился с Атосом, Портосом и Арамисом подле монастыря Дешо, чтобы взять у них несколько уроков фехтования, как они стали свидетелями подлого вымогательства гвардейцами кардинала денег у несчастных торговок цветами и встали на их защиту, ибо все подданные его величества находятся под защитой мушкетеров. Разумеется, д'Артаньян был бы не д'Артаньян, если бы не приукрасил маленько реальность, пустив в ход фантазию. Так, например, он сказал, что положение королевских бойцов, противостоявших восьмерым гвардейцам кардинала, было поистине отчаянным и они находились на грани поражения, когда вдруг грянул гром оглушительной силы, небеса разверзлись и оттуда спустился то ли архангел Михаил, то ли сама Дева Мария (ослепленный сиянием, он точно не рассмотрел, но скорее все же Дева Мария)! Она коснулась поочередно всех четверых, и шпаги мушкетеров тут же обрели необъяснимую, божественную силу, после чего они в два счета завершили поединок в свою пользу! Славные флористки, избавленные от вымогателей, предлагали им все имеющиеся в наличии деньги (и даже кое-что сверх того), но друзья конечно же отказались…
— Отказались от денег?! — не поверил король.
— Наотрез отказались, сир! — воскликнул лазутчик. — И от того, что предлагалось сверх денег, тоже отказались, — прибавил он. — Единственное, что нам, мушкетерам, нужно, — это служить вашему величеству!
— Славный юноша! — в свою очередь воскликнул Людовик XIII, прикасаясь, как это сделала вчера Дева Мария, к д'Артаньяну. — Такая преданность заслуживает самой высокой награды! Ла Шене! — окликнул он своего камердинера. — Посмотрите-ка, не наберется ли в моих карманах пятьдесят… а хотя нет, пятьдесят же на четыре не делится… сорок пистолей! И, если наберется, принесите сюда. Клянусь Богом, меня не зря называют Людовиком Справедливым! Вы получите свою награду, мой юный храбрец!
— Благодарю вас, государь! — уныло-бравурным тоном ответил славный юноша, сказавший перед этим «нам, мушкетерам» в расчете на то, что наградой станет именно лазоревый плащ.
Ладно, ничего не попишешь! В конце концов, сорок пистолей тоже дело нужное. А если уж совсем откровенно, они и полтинник уж как-нибудь разделили бы, не подрались бы!
— А что это вы, д'Артаньян, растрепанный такой весь, оборванный, все равно как бомж какой-нибудь? — спросил король, поддерживая беседу.
— Ваше величество! Ну вы же сами понимаете — пацан едва от мамкиной юбки оторвался, в армии не служил, с муштрой сержантской не знаком, о дисциплине знает только понаслышке! — ответил де Тревиль, прежде чем растерявшийся разведчик успел раскрыть рот. — Ну что с него возьмешь-то?! Ему бы в армию! Да в полк какой элитный! Да под руку строгого командира! Вот там бы из него человека быстренько сделали! Не ходил бы как… бомж!
Псевдогасконец зарделся, чувствуя, что капитан ведет разговор в нужном направлении.
— В армию? — переспросил Людовик.
