– Ты не хочешь меня?!
Потом снова прижалась к груди:
– Милый… Ты просто устал. Отдохни, полежи… я тебя согрею… Расскажи мне что-нибудь?
– Что?
– Все равно… Что-нибудь о своей прошлой жизни. О городе, об Эдирне…
– Ну… – сейчас Аргип прямо таки чувствовал себя обязанным исполнить любую девичью просьбу. – Эдирне, Адрианополь – город большой, старинный. С серыми зубчатыми стенами, с великолепными храмами, базиликами, площадями. Кое-где на улицах еще остались еще древние статуи, между прочим – мраморные. Голые.
– Срам-то какой… Ну тебя со своими статуями – это язычество, грех. Расскажи-ка мне лучше о церквях, все благостней.
– О церквях? Что ж, слушай…
В Эдирне Аргип не знал ни одной церкви, да и не мог знать, раз он там никогда не был. Правда, еще до Златицы, Алексей рассказывал ему об Адрианополе, и довольно подробно – все, что сам смог узнать пред отъездом.
И поэтому в разговоре, умело спровоцированном Феклой, юноша описывал церкви и храмы Мистры, а больше – Константинополя. Улицы, колонны, базилики – все в его рассказе было родом из столицы империи ромеев.
Фекла оказалось благодарной слушательницей – ну, еще бы! – вес время ахала, будто бы восхищаясь, кивала, да так, что несколько косноязычный и стеснительный Аргип чувствовал себя Цицероном. И распался все больше, ощущая легкой прикосновение девичьей руки внизу живота… И уже почти не контролировал себя…
– Кажется, я наболтал ей лишнего, – вздохнув, честно признался напарник. – Думаю, она догадалась, что мы не из Эдирне. Скажу больше… Она как-то спросила про Константинополь, и я сейчас не помню, что именно ей ответил.
– Что еще спрашивала? – тихо поинтересовался Алексей.
– Да разное… Ерунду всякую. О торговых делах вдруг разговор завела, тоже мне. приказчица выискалась… Спросила, в чем разница между капниконом и капло… камло…
– Каплокаламием, – подсказал Лешка.
– Еще упоминала какие-то синону и ругу… Я сказал, что не знаю.
– Это все – виды имперских налогов, Аргип. Налогов и пошлин, – старший тавуллярий задумчиво почесал затылок. – Ни к чему ей было расспрашивать об этом простого торговца, тем более – жителя Адрианополя-Эдирне. Она нас снова подозревает, вот что! И, может быть – не поверила тому случаю с кожухом. Постой-ка!
Алексей резко нагнулся к башмакам. И, сняв левый, нашарил подкладку…
И побледнел.
Подкладки не было!
Не было той самой подкладки из тонкой специально выделенной кожицы, на которой Лешка выцарапывал кое-какие данные. Кое-какие цифры… Когда же она успела? Черт… Ну, что уж теперь говорить – бежать надо.
– Уходим, Аргип, – оглянувшись по сторонам, прошептал Лешка. – Уходим, и как можно быстрее.
– А домой…
– Конечно же, не поедем. Кстати, повозку на рынке тоже бросать нельзя – слишком уж будет приметно.
Они оставили фургон на окраине городка, заросшей орешником, ивами и дикой сливой. Прихватили оставшиеся деньги – не так-то и много, к слову – кое-что зашили в одежду, кое-что положили в кошель. Оружие? Из оружия были только ножи, да ничего другого и не разрешали турки. Еще уезжая с рынка купили кое-какой еды – пресные лепешки, плетеную фляжку вина, вяленое мясо, брынзу. На первое время должно было хватить.
Выходя из города через южные ворота, помахали знакомому стражнику.
– Опять за лозой? – засмеялся тот. – Что-то вы припозднились сегодня.
– Товар уж больно хорошо пошел, – подойдя к стражнику. Алексей поклонился и достал из кошеля несколько аспр. – Мы, может, поздненько сегодня заявимся… Как бы с воротами, а?
Воин ухмыльнулся в усы:
– Уж таки и быть, открою для вас ворота, коли задержитесь… Да, с десятником придется делиться.
Еще несколько аспр…
Солнце клонилось к закату – маленький, спрятавшийся за густой облачностью, желтый мячик. Дождя, слава Богу, не было, но в воздухе обволакивающей взвесью висела густая противная сырость. Пахло мокрой травою и дымом, поднимавшимся из труб ближайшей к дороге деревни.
Отойдя от Златицы километра два, парни остановились напротив проселка, резко забиравшего влево.
– Нам туда, – оглянувшись, показал рукой Алексей.
Аргип округлил глаза:
– Но это же – путь на восток! А нам надо на север и запад.
Лешка усмехнулся:
– Не к ночи, так рано утром за нами обязательно вышлют погоню. Куда она направится, как ты думаешь?
Напарник согласно кивнул:
– И в самом деле… А если нарвемся на сипахов?
– У нас есть разрешение Пурим-бея, – похлопав себя по груди, успокоил Лешка. – Пока там они еще разберутся.
Дальше шли молча – о чем было еще говорить? Да и устали. Клонившееся к закату солнце окрасило в багровый цвет далекие горы, а вскоре и вообще скрылось. Сразу сделалось темно, холодно, где-то совсем рядом, в лесочке, тоскливо завыл волк. А, может, это была просто потерявшаяся собака – кто знает?
Заночевали на давно скошенном лугу, устроив себе лежбище в стогу сена. Тут их было много, стогов, наверное, где-то неподалеку находилась деревня, а то и несколько. Внутри стога Лешке неожиданно показалось довольно уютно – вроде, как бы уже и не под открытым небом, да и не холодно, и не так сыро. Решив на этот раз не разжигать костер, подкрепились в сухомятку, запив скудный ужин несколькими глотками вина.
Проснулись от шума. Кто-то свистел, кто-то громко стучал в бубен, кто-то пел песни. Что еще за черт? Какой-нибудь сельский праздник?
Парни осторожно выглянули наружу – на востоке уже занимался рассвет, но все же было еще довольно рано, солнце еще не взошло, лишь возвестило о себе первыми робкими лучами, пробивавшимися сквозь золотистую вату облаков. Совсем недалеко от стогов, по проселку, неспешно шла небольшая группа людей, человек пять в рваных, но довольно ярких одеждах, у некоторых даже – откровенно чудных. Впереди решительно вышагивали двое светловолосых подростков в каких-то грязно белых, с красной оторочкой, простынях, чем-то напоминавших древнегреческие хитоны, правда, надетые не на голое тело, а поверх рубах из грубой шерстяной ткани. Один из парней бил в бубен, второй свистел, причем – в такт. Получалось весело и довольно складно.
Следом за парнями, прихлопывая в ладоши, двигались еще двое – один длинный, тощий и сутулый, другой – добродушного вид толстяк в широкополой шляпе. Оба время от времени били в ладоши и громко восклицали:
– Хэй-я, хэйя, гэй-я!
Замыкал шествие крючконосый седобородый старик, правивший запряженным в скрипучую одноколку осликом. Одноколка была доверху нагружена самым невообразимым хламом – какие-то шесты, обломки досок, рваные куски разноцветных тканей…
Полное впечатление – сумасшедшие или цыгане.
– Веселей, веселей, дети мои! – приподнявшись, громко крикнул старик. – И громче – так нас не услышат ни в одной деревне.
