продолжаете всюду совать свой нос.
— Терпеть не могу эти желтые рубашки, — сказал практикант. — Когда они целый день перед глазами, хочется повеситься.
— Я-то их не вижу, — напомнил Членоед.
— Знаю, — сказал практикант. — Но мне-то оно каково?
— На вас мне трижды наплевать, — заявил Членоед. — Контракт подписывали?
— Пугаете?
— Да нет. Просто дело в том, что вы мне очень нужны.
— Но я же в медицине ничего не смыслю!
— Согласен, — сказал Членоед. — Действительно, в медицине вы ничего не смыслите и, я бы сказал даже, пациентам можете только навредить. Но мне нужен был крепкий парень, у которого бы хватило сил запустить винт моей модели самолета…
— Это раз плюнуть! — воскликнул практикант. — С этим кто угодно справится. С пол-оборота закрутит.
— Думаете, закрутит? Если двигатель внутреннего сгорания, то, может, и да, но у меня и резиновый мотор будет. Вы представляете, что значит довести двигатель на резине до трех тысяч оборотов?
Практикант нервно заерзал на сиденье.
— Существуют специальные приспособления, — сказал он. — И потом, для этого дрели достаточно.
— Дрелью нельзя, — возразил профессор. — Она винт поцарапает.
Практикант съежился в комок на сиденье; плакать он перестал, только что-то бурчал себе под нос.
— Что? — переспросил Членоед.
— Ничего.
— Ничего — это уже что-то, — сказал Членоед.
И он снова рассмеялся, глядя, как практикант, притворившись спящим, опять уткнулся носом в угол. А Членоед, напевая что-то веселое, жал на газ.
Солнце приближалось к линии горизонта, и лучи его освещали машину так, что она воспринималась поставленным в соответствующие условия наблюдателем как блестящий предмет на черном фоне: Членоед не преминул успешно применить здесь известные ему законы ультрамикроскопии.
V
Корабль быстро шел вдоль мола: надо было как следует разогнаться перед финишем. Он был переполнен пассажирами и грузами, направлявшимися в Экзопотамию, и почти касался дна, когда попадал между волнами. На его борту Анн, Бирюза и Анжель занимали три неудобные каюты. Коммерческого директора, Робера Гундоса де Риноса, с ними не было: он должен был приехать сразу после того, как будет закончено сооружение железной дороги. А пока он получал оклад за новую должность, оставаясь на старом месте работы.
Капитан бегал взад-вперед по нижней палубе в поисках командирского рупора и нигде не мог его обнаружить. А тем временем корабль шел прямиком на известный своей свирепостью риф Волчок, в который и должен был благополучно врезаться, если капитан вовремя не отдаст команду. Наконец рупор был найден — он притаился за скрученным канатом и подкарауливал чаек: он ждал, когда хотя бы одна пролетит достаточно близко, чтобы наброситься на нее. Капитан схватил рупор и, тяжело ступая по палубе, побежал галопом к лестнице. Он вскарабкался на верхнюю палубу, затем на мостик; еще секунда — и было бы слишком поздно: Волчок был совсем рядом.
За бортом огромные пенистые волны гонялись друг за дружкой, и корабль продвигался вперед с большим трудом, правда, шел он не по курсу, а в прямопротивоположном направлении, так что и спешить, собственно говоря, было некуда. Свежий ветерок, насыщенный ихневмоном и йодом, просачивался в слуховые извилины человека у штурвала, и от этого у него в ушах возникал нежный звук, напоминавший пение кулика, очень похожий на ре диез.
Команда тем временем медленно переваривала недавно съеденный суп с галетами, специально приготовленными для потребления в зоне внутренних морей; галеты эти капитан получал от правительства в знак особого к нему расположения. Неосмотрительные рыбы кидались со всего размаха прямо на корпус корабля, и глухой стук от этих ударов интриговал пассажиров, а особенно тех, кто впервые отправились в плавание, в частности Дидиша и Оливу. Олива была дочерью Моряка, а Дидиш — сыном Карло. А Моряк и Карло были теми самыми рабочими, которых Компания наняла для отправки в Экзопотамию. С ними на корабле находились и другие их дети, однако в данный момент дети эти прятались по углам, поскольку не успели еще осмотреть корабль, да и друг к дружке приглядеться тоже не успели. Бригадир Арлан ехал вместе с ними. Уж кто был сволочью — так это он.
Форштевень, словно пестик в пюре, тяжело давил под собой волны, ибо дизайн судна, отвечавший и коммерческим требованиям тоже, не был предназначен исключительно для достижения высоких скоростей. Тем не менее в целом от всего этого впечатление было скорее приятное, ибо в море много соли, а соль, как известно, очищает все кругом. Чайки, как полагается, не замолкали ни на минуту, они долго кружили вокруг большой мачты, потом, правда, уселись рядышком слева на четвертой перекладине сверху, чтобы поглазеть на корморана, который демонстрировал перед всеми полет на спине.
Именно в эту минуту Дидиш решил показать Оливе, как ходят на руках: увидев такое, корморан совершенно растерялся. Он попытался было набрать высоту, однако все перепутал, полетел вниз и сильно стукнулся головой о капитанский мостик. Ему пришлось закрыть глаза, чтобы не моргать от боли, а из клюва у него пошла кровь. Капитан посмотрел на валявшуюся у него под ногами птицу и, пожав плечами, протянул корморану грязный носовой платок.
Олива видела, как падал корморан. Она тут же побежала узнать, можно ли взять его на руки, а Дидиш тем временем все шел за ней на руках вниз головой. Он позвал Оливу, чтобы ей что-то показать, но она была уже далеко. Дидиш встал на ноги и легонько выругался: то, что он сказал, конечно, в целом было грубо, однако не лишено изящества. Он пошел за Оливой, но спешить особо не стал — все-таки она не слишком хорошо с ним обошлась. Он постукивал грязной ладошкой по поручням примерно на два шага по хлопку, и это отзывалось таким гулким, дрожащим эхом по всей длине перил, что ему даже захотелось что- нибудь такое спеть.
Капитану нравилось, когда к нему на мостик приходили посетители, поскольку это было строжайшим образом запрещено, а он ненавидел, когда у него стояли над душой и что-то такое запрещали. Увидев Оливу, он улыбнулся. Ему нравились ее стройные ноги, жесткие белокурые волосы, слишком обтягивающий свитер и два недавно возникших у нее спереди в области груди бугорка, которыми Боженька наградил ее три месяца тому назад. Именно в эту минуту корабль поравнялся с Волчком, и капитан поднес к губам командирский рупор: он хотел поразить Оливу и Дидиша — их головы выглядывали из-за железной лестницы. Капитан начал громко орать. Олива не могла разобрать, что он кричал, а у корморана уже и так страшно болела голова.
Капитан отбросил рупор в сторону и с довольной улыбкой повернулся к детям.
— А кого вы так звали, месье? — спросила Олива.
— Зови меня просто капитан, — сказал капитан.
— Да нет же! Вы кого звали? — повторила свой вопрос Олива.
— Там человек застрял после кораблекрушения, — объяснил капитан. — Вон он там, на Волчке.
— А Волчок это где, капитан? — спросил Дидиш.
— Вон, тот большой риф, — сказал капитан, показывая в сторону Волчка.
— А он там так и сидит все время? — спросила Олива.
— Кто? — не понял капитан.
— Ну, человек этот, — пояснил Дидиш.
— Разумеется, — сказал капитан.
