— А почему? — спросила Олива.
— А потому что дурак, — сказал капитан. — И потом, снимать его оттуда очень опасно.
— Он что, кусается? — поинтересовался Дидиш.
— Нет, — сказал капитан, — дело в том, что он очень заразный.
— А что с ним?
— Никто не знает, — сказал капитан.
Он опять поднес рупор к губам и начал что-то кричать: в радиусе нескольких кабельтовых от крика капитана попадали пролетавшие мимо морские мухи.
Олива и Дидиш стояли на мостике, облокотившись о перила. Они наблюдали за быстро вращавшимися вокруг своей оси большими медузами. Каждая из них крутилась в своей воронке, куда и засасывала плывущих мимо неосмотрительных рыб: метод этот был изобретен медузами в Австралии и был нынче в большой моде у побережья.
Капитан опять отложил свой рупор в сторону и с интересом наблюдал за тем, как ветер теребил волосы на круглой головке Оливы, разделяя то тут, то там белокурые пряди белыми полосками пробора. Время от времени юбка ее вздымалась вверх, оголяя ляжки, и билась вокруг ее стройных ног.
Корморан, огорченный тем, что никто так и не проявил внимания к его персоне, испустил долгий, щемящий душу стон. Олива, вспомнив наконец, зачем она пришла на капитанский мостик, склонилась над раненой птицей.
— Капитан, — сказала она. — Можно, я возьму его на руки?
— Разумеется, — разрешил капитан, — если ты, конечно, не боишься, что он тебя укусит.
— Но ведь птицы не кусаются, — возразила Олива.
— Ха-ха-ха! — сказал капитан. — Но это же необычная птица!
— А что в ней такого? — спросил Дидиш.
— Не знаю, — ответил капитан. — И это обстоятельство само по себе указывает на то, что птица эта необычная, поскольку всех обычных я знаю. Ну, есть, например, сороки, финтимушки; видел я пиноеда, капельницу, молотилку, перепеляуса, книжульника, дуралейку, прилепая, будку песчаную, глаздолоя, ракушельника. Кроме того, стоит упомянуть и чайку морскую, и курицу обыкновенную, именуемую по латыни кокота приебанс.
— Черт!.. — прошептал Дидиш. — И откуда только вы все это знаете?
— Образование… — многозначительно сказал капитан.
Олива все же взяла корморана на руки и начала его качать, прижав к груди, рассказывая при этом всякие глупости, чтобы как-то его утешить, а довольный корморан свился в клубок в своих перьях и урчал, как тапир.
— Вот видите, капитан, — сказала она, — он вовсе не кусается.
— Значит, это перепеляус, — заявил капитан. — Перепеляусы — милые создания, это отмечали даже авторы телефонной книги.
Польщенный корморан изящно выгнул шею и застыл в этой изысканной позе, а Олива ласково погладила его по голове.
— А когда мы будем на месте, капитан? — спросил Дидиш, который, конечно же, птиц тоже любил, но не так, чтобы очень.
— Еще плыть и плыть, — сказал капитан. — Наберись терпения, мальчик. А вы, кстати, куда едете?
— Мы? В Экзопотамию, — ответил Дидиш.
— Здорово! — одобрительно воскликнул капитан. — Тогда я, пожалуй, поддам газу.
Сказано — сделано. Дидиш поблагодарил его.
— А ваши родители здесь, вместе с вами? — спросил капитан.
— Да, — ответила Олива. — Карло — это отец Дидиша, а мой папа — Моряк. Мне тринадцать, а Дидишу тринадцать с половиной.
— Понимаю, — кивнул капитан.
— Они там будут железную дорогу строить.
— А мы едем вместе с ними.
— Везет же некоторым! — сказал капитан. — Если бы я мог, поехал бы вместе с вами. Надоел мне этот корабль.
— Вам надоело быть капитаном?
— Скучно! — сказал капитан. — С такой работой любая сволочь справится.
— Сволочь у нас Арлан, — сказал Дидиш.
— Зачем ты так говоришь? Тебе влетит, — сказала Олива.
— Ничего страшного, — успокоил ее капитан. — Я никому не скажу. У нас тут мужская компания.
Он погладил девочке ягодицы. Оливе это очень польстило: ее приняли как равную в мужскую компанию, и она восприняла это поглаживание как принятый в среде самцов знак дружеского участия. Лицо капитана побагровело.
— Поехали с нами, капитан, — предложил Дидиш. — Там наверняка нужны такие люди, как вы.
— Да, да, — подхватила Олива. — Это было бы очень здорово. Вы бы рассказывали нам про пиратов, а мы бы играли в абордаж.
— Прекрасная мысль! — сказал капитан. — А ты справишься?
Капитан притянул ее к себе и начал трясти за плечи.
— А! Теперь понимаю! — воскликнула Олива. — Еще как справлюсь! Посмотрите, какие у меня бицепсы!
— Ладно, сойдет, — сказал капитан.
Он уже с трудом выговаривал слова.
— Она же девочка, — напомнил Дидиш. — Драться она все равно не сможет.
— А почему ты решил, что она девочка? — спросил капитан. — Потому что у нее эти две маленькие штучки спереди?
— Какие штучки?
— А вот эти… — сказал капитан.
И он протянул руку и пощупал их, чтобы Дидиш наконец понял, о чем идет речь.
— Не такие уж они и маленькие, — возразила Олива.
В доказательство она выпятила грудь, предварительно положив рядом с собой уснувшего к тому времени корморана.
— Действительно… — пробормотал капитан. — Не такие уж они и маленькие. — Он притянул ее к себе. — Если дергать за них каждое утро, они станут еще больше, — сказал он, понизив голос.
— Как это? — не поняла Олива.
Дидишу не понравилось побагровевшее лицо капитана, вздувшиеся у него на лбу вены. Ему стало неловко, и он отвернулся.
— А вот так… — сказал капитан.
А потом Дидиш услышал, как Олива заплакала, и понял, что капитан ее больно ущипнул, а она пытается вырваться, но капитан ее не отпускает и продолжает делать ей больно. Мальчик схватил рупор и изо всех сил ударил им капитана по лицу. Капитан выругался и отпустил Оливу.
— Убирайтесь отсюда, сопляки паршивые!.. — заорал он.
На его физиономии, в том месте, куда угодил Дидиш, осталась глубокая вмятина. А по лицу Оливы текли большие слезы, и она прижимала руку к груди, куда ее так больно ущипнул капитан. Она стала спускаться по железной лестнице вниз. Дидиш последовал за ней. Он был в ярости: он чувствовал себя униженным и оскорбленным, хотя и сам не знал почему. Ему казалось, что его жестоко обманули. Тут у них над головой пролетел корморан — капитан дал ему сильный пинок под зад — и шлепнулся на палубу прямо перед ними. Олива наклонилась и подняла корморана с палубы. Она все еще плакала. Одной рукой Дидиш обнял ее за шею, другой стал убирать прилипшие белокурые пряди с ее мокрого лица. Потом он поцеловал ее в щеку нежно-нежно, как только мог. Плакать она перестала, потом посмотрела на мальчика и опустила глаза. Она прижимала к себе корморана, а Дидиш нежно обнимал ее за плечи рукой.
