решишь. Ты кое-что смыслишь в торговом деле, а морская торговая стража часто берет учеников.
Глаза Гагригда радостно блеснули и тут же погасли.
– Я не могу, мать…
– Я найду ее завтра. – Грон похлопал его по плечу. – Решать, конечно, тебе, но…
Гагригд вдруг опустился перед ним на колени. Грон несколько мгновений ошалело разглядывал его затылок, потом кинулся его поднимать.
– Ты что?
– Я найду тебя, Грон. – Мальчишка шмыгнул носом. – Я знаю, ты станешь великим. Я постараюсь к тому времени оказаться достойным тебя.
– Что ты меле…
– Нет, – яростно мотнул головой Гагригд, – можно подумать, что мы ровесники, но я всегда чувствовал себя так, будто ты много старше меня. – Он судорожно сглотнул. – Иногда мне казалось, что ты старше всех людей в мире. Молчи, я знаю! – Он приложил руку Грона к своей щеке и в следующее мгновение выскочил из конюшни.
Грон выглянул во двор, но Гагригда уже не было. Грон покачал головой. Что ж, вполне могло быть, что он только что обзавелся первым солдатом своей будущей армии. А ведь не зря говорится: главное – начать.
Грон спешился и проворно стащил вьюки со второй лошади. Через несколько минут на черной проплешине поднялся аккуратный шалашик из хвороста, и на нем принялись весело скакать огненные язычки. Грон сноровисто растянул палатку и повесил над костром казан с водой из ключа, бьющего в двадцати шагах от места привала. Югор наблюдал за его хлопотами, раздраженно поджав губы. Все это очень напоминало ночную стоянку каравана. За одним исключением. Не было самого каравана.
Три дня их терзали вопросами коронеры по поручению судьи систрарха. Мать Гагригда со всем семейством просто выкинули на улицу, не дав даже время собрать вещи. Им же с Югором было запрещено до особого разрешения выходить за ворота постоялого двора. Спасло их только то, что началась грызня между родственниками погибшего и судья оказался втянутым в выяснение вопросов, связанных с наследством покойного. Всем стало не до возможных соучастников убийства, так что Югор, Грон и приказчик, с которым Гагригд совершал последнее путешествие, отделались только тем, что их выставили за ворота города, и глашатай огласил эдикт систрарха, по которому Югору и приказчику «…запрещается входить во врата Саора и пить воду из его колодцев». Для Югора подобное наказание было серьезным ударом. Саор лежал на перекрестье важных торговых путей. Поэтому все время после изгнания он пребывал в сквернейшем расположении духа.
Грон высыпал в кипящую воду пшеничную сечку и бросил пару листов сатбука, который в здешней кулинарии выполнял функции лавра, потом помешал, добавил соли и прикрыл казан крышкой. Югор, как обычно, сидел на кошме, вытянув ноги к костру, и злился.
– Эй, парень.
Грон повернулся к хозяину. Югор, хитро прищурясь, смотрел на него.
– А сдается мне, что ты не все рассказал коронерам.
Грон ухмыльнулся про себя. Неплохое начало разговора. Югора наконец-то растащило поболтать. Первый день он орал и швырялся всем, что попадалось под руку, потом два дня скрипел зубами и плевался, а еще день молча злился и вот наконец решил поговорить. Грон пожал плечами. Югор взъярился:
– А ну отвечать, когда тебя спрашивают! Грон вновь невозмутимо пожал плечами:
– Так вы же не спрашивали, хозяин.
– Э-э, что? – ошарашено посмотрел на него Югор.
– Вы сказали, что думаете, будто я не все рассказал коронерам, – терпеливо разъяснил Грон. – Я смиренно выслушал ваше мнение.
Югор некоторое время молчал, пытаясь разобраться, кто, что и о чем говорил, потом грозно нахмурил брови:
– Ты меня не путай, я тебе не какой-то там погонщик, я – водитель караванов.
– Да, хозяин.
– Что? – настороженно спросил Югор.
– Вы – водитель караванов.
– То-то, – победно вскинулся Югор и замолчал, припоминая, о чем это он хотел поговорить.
Грон, воспользовавшись паузой, снял крышку с казана и попробовал варево. Пора было кидать мясо. Он развязал мешочек с вяленым мясом и, достав пару кусков, кинул в казан. Югор, сидевший с озадаченным видом, размышляя о том, смеется над ним слуга или нет, потянул носом и покосился на мешок, в котором лежали миски. Грон деловито помешал содержимое казана, пошевелил угли и достал миски.
Ужин прошел в молчании, но после того, как Грон вернулся от ключа с вымытыми казаном и мисками, Югор, вновь пришедший в хорошее расположение духа, сытно рыгнув, опять затеял разговор:
– Эй, парень, так ведь ты не все рассказал коронерам, так? Грон, укладывая мешки, кивнул:
– Так, хозяин.
– А почему?
Грон спокойно заметил:
– Ну так и вы не все рассказали, хозяин.
– Ты на меня не кивай, не твоего ума дело, что я сделал или не сделал, – прикрикнул на него Югор. – Сейчас о тебе речь.
Грон завязал мешки и закинул их в палатку.
– Я решил, что если хозяин не хочет рассказывать коронерам о некоторых вещах, то и я не должен об этом говорить. Я был не прав?
Югор досадливо поморщился:
– Да я не о караване говорю. Признайся, откуда ты узнал, где искать мать того сопляка?
– Он сам мне сказал, – невозмутимо ответил Грон.
– Когда? – вскинулся Югор.
– А в тот вечер, когда приходил в таверну. – Грон поднял на Югора безмятежные глаза. – А что, я должен был рассказать коронерам, что в тот вечер убийца купца приходил в ту таверну, в которой вы остановились, для того, чтобы повидаться с вашим слугой? И что ему это удалось?
Югор сосредоточенно обдумал вопрос. Потом важно кивнул:
– Да, парень, ты прав. Если бы коронеры узнали об этом, то отказом в земле и воде дело бы не ограничилось. – Он посидел еще несколько минут, глядя на скачущие языки пламени, потом кивнул, будто с кем-то соглашаясь. – Ладно, пошли спать. Я рассчитывал наняться в Саоре, но раз все так повернулось, нужно поскорее добраться в Роул. Скоро зима, и перевалы закроет.
Наше счастье, если успеем наняться хотя бы в школьный караван, хотя проклятые приоры платят мало.
– Школьный? – удивился Грон.
– Ну да, – как само собой разумеющееся подтвердил Югор. – Роул – город гимнасиумов. По осени каждый гимнасиум отправляет дары ко двору базиллиуса. Сам караван небольшой, но с ним иногда увязывается много приблудных купцов. Хотя и не так много, как раньше. Но при удаче можно неплохо заработать. К тому же это последний караван в году.
В этот момент Грону послышался какой-то шорох. Он кивнул Югору, который увлеченно расписывал, какие школьные караваны ходили из Роула в дни его молодости, а сам не торопясь встал, прихватил пару толстых сучьев, каменный тесак и, подойдя к свертку с оружием, уселся на землю, делая вид, что собирается колоть дрова. Заинтересованно поддакивая Югору, он незаметно размотал сверток, так чтобы можно было молниеносно выхватить меч или метнуть сюрикены, и тут раздался голос:
– А твой соплячок нас учуял, караванщик.
Югор запнулся на полуслове. Из темноты выступила закутанная в плащ фигура. Бросив на Югора насмешливый взгляд, ночной гость подошел ближе и уселся у костра. Югор оскорблено скривил губы:
– Ты кто такой?
– Так, гость ночной.
– Ты явился незваным к моему костру, – прорычал Югор, – и коль я не гоню тебя, отвечай на вопрос,
