– Так надо, – ответил Микоша и зашагал дальше. Они шли бесконечно долго. Делали привал и шли дальше. На каждом привале Степа заваливался на бок, засыпал, и его приходилось расталкивать…
Постепенно темнота ослабла. В ней появились невидимые трещинки, в которые просачивался мутный молочный свет. Кромка неба посветлела. И постепенно, как на фотографической бумаге, положенной в проявитель, стали вырисовываться горы, дорога, фигуры идущих ребят.
– Я сбил себе ноги, – тихо пожаловался Степа. – Я посижу.
– Пусть сидит, – пробасил Микоша. – Мы будем возвращаться по этой дороге.
– Сиди! – скомандовала Шуренция.
Степа сел и стал разуваться. Его узкие глазки воспаленно блестели.
– Ничего себе игра! – бормотал он вслед уходящим ребятам. – Но азбуку Морзе я знаю назубок…
Микоша и Шуренция двинулись дальше. Теперь дорога была хорошо видна, и впереди на фоне синеющего неба четко вырисовывался плавный изгиб седла. Микоша оглянулся на Шуренцию. Лицо его спутницы оставалось по-прежнему розовым, и комочки бровей придавали ему непроходящее смешное выражение.
Наконец они очутились на седле. И сразу перед их глазами открылась ослепительная панорама гор – серых, зеленых, бурых, заросших – лесом и по-зимнему покрытых снегом. По левую руку горы золотились в лучах солнца, словно были политы желтоватым подсолнечным маслом. В пространстве между вершинами плыли сизые прозрачные облака.
– Ой! – воскликнула Шуренция и сжала губы узелком. – У нас в Колодулихе нет таких… гор.
Но Микоше не передавался ее восторг. Он внимательно всматривался в склоны гор, его глаза что-то искали. Наконец он повернулся к Шуренции и схватил ее за руку:
– Смотри!
– Где смотри?!
– Прямо… на склон зеленой горы. Видишь, идут.
По узкой, едва заметной тропе медленно двигалась нескончаемая цепочка ребят в черных пилотках с белой стрелой. Каждый «боец», как щитом, прикрывался зеленой веткой. Это делало «противника» почти невидимым. Но никакая маскировка не могла скрыть от Микоши идущую колонну. Он был рожден с глазами разведчика.
Микоша криво улыбнулся и, глядя на идущих ребят, тихо сказал:
– Держите свои веточки. Идите с заткнутыми ртами. Ваша песенка спета.
И он сделал несколько отчаянных прыжков, забыв про усталость и ноющие ранки. Наверное, так после удачной охоты плясали настоящие жители пещер.
Шуренция не выражала радости. Ее лицо вытянулось и стало печальным. Печальная рыба-солнце!
– Все пропало! – сказала девочка. – Мы теперь не успеем сообщить в штаб о «противнике». Они придут раньше.
Микоша почесал одной ногой другую и возразил своей спутнице:
– Ничего не пропало! Надо совершить прыжок через горы.
– Как ты прыгнешь через горы? Это сказки.
– Это не сказки, это – Павел. Мой друг… Он летает на вертолете.
Глаза девочки загорелись и погасли.
– Он не полетит.
– Если я попрошу, полетит. Вот увидишь – полетит. Бежим вниз!
Шуренция стояла в нерешительности. В ее памяти почему-то возникла первая встреча с Микошей: «Знаешь, какой у меня палец?» – «Какой?» – «Железный. Как гвоздь. Не веришь?» Но то был совсем другой Микоша, не тот, что стоит рядом с ней на седле и, криво улыбаясь, говорит черным пилоткам: «Держите свои веточки. Идите с заткнутыми ртами». Она подняла на Микошу глаза и сказала:
– Бежим.
И они побежали. Вернее, побрели вниз. Они не могли бежать. Не было сил. Ноги скользили по крутой тропе, покрытой ржавыми пятнами мха. Хотелось пить, есть, спать, и от всего этого в голове стояло какое- то мутное гудение.
Вскоре они миновали Степу. Он спокойно спал в траве неподалеку от тропки, свернувшись калачиком, вернее – большим пышным калачом. Ребята решили его не будить.
– А если с вертолетом ничего не выйдет? – спросила Шуренция.
– Выйдет!
Качаясь от усталости, ребята спустились в виноградную долину.
…В это время к сараю, где поначалу был заключен взятый в плен разведотряд, подошло несколько ребят в черных пилотках. Часовой стоял, прислонясь к стене, и грелся на солнце.
– Как дела? – спросил черноволосый с нашивками на рукаве.
– Все в порядке. Сидят тихо, – доложил часовой.
– Поели?
– Ложки не звенят. Голодают.
