взвинченный неврастеник, капризный, эгоистичный мальчишка, даже пассивный преступник, который подвержен влиянию своей среды или семьи, не имея в себе на самом деле элемента преступности, – все эти типы редко можно встретить в чистом виде. Мы, конечно, не можем не принимать в расчет влияние окружающей среды, плохую школу или даже непросвещенность многих работников полиции и не считать их факторами, увеличивающими преступность. Но это отнюдь не психологическое определение, мистер Белл. Я надеюсь, что вы не это имели в виду.
– Эти ребята, мистер Уолш, убили другого мальчика.
– Да, я знаю об этом.
– Могли бы вы простить их поступок на том основании, что их родители неуравновешенные личности?
– Могу ли я простить убийство? – спросил Уолш.
– Да.
– Это ваше дело определять виновность, мистер Белл, а не мое. Я имею дело с живыми людьми, а не с их поступками.
Хэнк кивнул:
– Можно мне теперь повидать этого Ди Паче?
– Конечно, мистер Белл. – Когда он стал подниматься, телефон зазвонил вновь. – Черт бы его побрал, – буркнул он. – Бетти, возьмите, пожалуйста, трубку. Прошу сюда, мистер Белл.
У мальчишки были рыжевато-медные волосы, карие глаза, как у его матери, ее овал лица и ее рот – странно женственный для подростка, который уже становится мужчиной. Он был высок и мускулист, большие руки выдавали в нем уличного забияку.
– Если вы фараон, – сказал он, – то я не желаю с вами разговаривать.
– Я прокурор, – ответил Хэнк, – и будет лучше, если ты поговоришь со мной. Я буду обвинителем в вашем процессе.
– Значит, мне надо помалкивать. Хотите, чтобы я сам помог вам отправить меня на электрический стул?
– Я хочу узнать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.
– Ах вот что? Ну так идите и спросите у вашего Морреза. Может, он вам и расскажет. А я вам говорить ничего не обязан. Разговаривайте с моим адвокатом – мне их суд целых четырех назначил. Вот и идите к ним.
– С ними я уже говорил и они не возражают против того, чтобы я расспросил тебя и твоих приятелей. Ты наверное знаешь, что тебе грозит. Твои адвокаты тебе это объяснили.
– Мое дело будет разбирать суд для несовершеннолетних преступников.
– Нет, Дэнни, тебя будут судить вместе с другими.
– Ах вот как?
– Да. Твое дело будет рассматриваться в следующем месяце в суде округа. Тебе дадут возможность защищаться, но нянчиться с тобой никто не собирается. Ты убил человека, Дэнни.
– Ах так? Это вы еще должны доказать, мистер. Я не виновен, пока моя вина не доказана.
– Это верно. А теперь расскажи, что произошло вечером десятого июля?
– Я уже сто раз это рассказывал. Мы вышли пройтись. Чумазый на нас набросился и мы его прикололи. Это была самозащита.
– Мальчик, которого вы прирезали, был слеп. Неужели ты не понимаешь, что присяжные никогда не поверят, будто он напал на вас.
– А мне плевать, поверят они или нет. Все было так, как я говорю. Можете спросить Бэтмэна или Башню. Они вам скажут то же самое.
– Кто такой Бэтмэн?
– Апосто. Так его прозвали.
– Кто его так прозвал?
– Ребята из его клуба.
– Какая это банда?
– Вы же сами знаете. Чего вы меня подначиваете?
– Вопросы задаю я, – сказал Хэнк. – Как называется эта банда?
– «Альбатросы». – Дэнни помолчал: – И это не банда. Это клуб.
– Понимаю. А чем отличается банда от клуба?
– «Альбатросы» никогда ни к кому не лезут.
– В таком случае, что же вы делали в испанском Гарлеме вечером 10 июля, если не собирались ни к кому лезть?
– Мы вышли погулять.
– Ты, Башня, (это, вероятно, Рирдон) и Бэтмэн. Правильно?
– Да, – ответил Дэнни.
