объявились «гости» из тхартнэльской прорехи.
Инри залез в карман и достал оттуда небольшой свёрток. Он развернул его и вытащил последний пирожок Онни.
— Что ты с ним собираешься делать? — поинтересовался Альтамир. — Засушишь?
— Что ты! — Инри даже вздрогнул от такого кощунственного предложения. — Съем. Засушить было бы чёрной неблагодарностью за её доброту.
— Ты прав, — Странник похлопал его по плечу. — Съешь его. Так будет лучше.
— Держи, — Инри отломил ему половину. — Съешь за неё.
— За Онни? — Альтамир невесело улыбнулся и взял пирожок. — С удовольствием. Да примет тебя Звёздный Мост, девочка.
Инри съел свою половину молча.
До самого вечера они молчали, да и говорить, в общем-то, было не о чём. Альтамир не пел, не смеялся, не шутил, а Инри и вовсе голову повесил. У него в мыслях была только эта потеря.
Онни! Золотоглазый лисёнок. Как задорно ты смеялась, слегка морща носик, как изящно поправляла непокорные рыжие кудряшки, как ловко накрывала стол для голодных путников, как легко ты ступала по улице Нэршо, вся такая воздушная и лёгкая, как переплетение лесных бликов. Как мало мы знали друг друга. Как недолго длилось это счастье — быть рядом с тобой. Какими далёкими кажутся сейчас те минуты, проведённые рядом с тобой в золотом свете твоих чудесных глаз. И в то же время они были словно несколько мгновений назад, словно только что видел чудесный сон и резко пробудился к серой жизни. Тебя уже нет. И больше не будет. Никогда. Какое отвратительное слово! Как клинок, пересекающий нить жизни. Тот клинок, который окрасил алым твоё платье. Клинок, который стал для тебя первым шагом на Звёздный Мост. И сердце вновь сжимается в тисках холодной тоски. Тоски по твоему голосу, которому больше не звучать под небом, по твоему смеху, звонкому, как чистый ручей, по золотым искрам твоих глаз. И руки беспомощно сжимают бесполезную рукоять отцовского клинка, а перед глазами неотступно стоит твоё до невозможности беззащитное детское лицо, дрожащие губы и наполненные слезами глаза, в которых читается: «Нет, не верю! Этого не может быть! Как же так?! За что?!» И один удар навсегда выстраивает между нами стену, навсегда обрывает то счастье, в которое уже почти поверил. И хочется поднять голову к безмолвному небу и изо всех сил выкрикнуть то, что навсегда застыло в твоих глазах безмолвным вопросом. За что?! О боги, за что покарали вы беззащитных? Почему не защитили вы свой народ? Как вы допустили эту смерть? ЗА ЧТО?!
Инри так глубоко ушёл в себя, что не замечал ничего вокруг. Он не заметил, как начался дождь, как свечерело, как они остановились на привал, как Альтамир развёл огонь, как зазвучала Песня… Собственно говоря, от этой песни он и очнулся.
Альтамир тяжело вздохнул и поглядел на Инри.
— Что это за песня? — шёпотом спросил тот.
— Последняя песня Странников, — Альтамир склонился к костру, шевеля угли. — Я пел её дважды. На смерть сестры и после закрытия Врат. Сегодня — третий раз. Эту песню поют, когда уходит Странник. Сегодня ушёл не один. Ешь лучше.
Инри без аппетита проглотил ужин, который не лез ему в горло, и, упав под деревом, моментально отключился от мира, оставшись наедине со своей болью. Альтамир с беспокойством посмотрел на него и решил, что этой ночью ему будет не до сна. Оставлять Инри в таком состоянии было опасно. Он был абсолютно прав. Всю ночь ему пришлось провести рядом со спутником, закрывая его от мира, усыпляя его дар. Как же ему сейчас недоставало Фэль.
Альтамир не знал, что в это самое мгновение Фэльмарэ стоит у погребального костра Нэршо, не знал, что она всю эту ночь проведёт у нового места Памяти. Он всеми силами своей души призывал проклятия на голову убийц, не зная, что их уже нет в живых. Потом он узнает всё это, но никто не скажет ему, что в эту траурную ночь в мире появился новый Вожак.
Сейчас его волновало только одно — пережить эту ночь. Чтобы после такой встряски Инри остался в здравом уме. Выбравшись из Вэльтарета он многократно усилил действие своего дара и теперь мог из-за этого пострадать. Однако у мальчишки были явные задатки Мага, и его просто необходимо было отвести в Академию, хотя бы ради того, чтобы в один прекрасный день он не сошёл с ума от своих возможностей.
«Вот уж Элээн порадуется, — подумал он. — Давно у неё таких учеников не было. Он, конечно, вышел из возраста инициации, да это не страшно. У него вся жизнь впереди».
Альтамир погладил его по голове и вздохнул:
— А Странником тебе не быть, малыш.
С момента той страшной ночи прошло несколько дней. Инри совсем замкнулся в себе, тоскуя о несбывшихся надеждах и переживая своё личное горе. Альтамир не тревожил его.
«Время лечит, — думал Странник, шагая по лесу. — Время вылечит и его».
Парень практически ничего не ел, совсем не говорил и совсем не смеялся. Голубой мягкий свет его задумчивых глаз сменился серой сталью. Было ощущение, что он разом повзрослел на несколько лет.
— Скоро приедем в Ваинэль, — проговорил Альтамир, глядя себе под ноги. Инри как будто не слышал его слов. Он вообще ничего не слышал и не видел. Ни леса, ни неба, ни спутника. Он совсем забыл, куда они идут и идут ли куда-то вообще. Инри не интересовал ни Ваинэль, ни ещё что-либо. Лишь бы идти и идти без конца, в мерном шагании забывая свою боль, свои муки.
Альтамира заботили другие проблемы, которые также оттесняли на второй план любование природой. Ему предстояла нелёгкая задача — рассказать всё Терти. Странник боялся, как бы чего после не случилось. Молоко, там, пропадёт или ещё что-нибудь. Он обдумывал, как сообщить, под каким соусом преподнести жене это горькое блюдо.
Они вступили на каменную дорогу. Копыта лошади выстукивали неторопливую мелодию. Странники двигались необычайно медленно. И всё же лес постепенно редел. Старые деревья сменялись молодняком и густым кустарником, что говорило о том, что скоро будет опушка. Дорога расширилась, и впереди показался просвет.
— Вот и Ваинэль, — Альтамир остановился на кромке леса. Инри безразлично поднял голову и забыл опустить снова. Впереди, расположенный на острове посреди широкой реки, стоял город, казавшийся хрустальной светлой музыкой. Высокие стройные башни возносились шпилями в лазурное небо. Резные стены, окружившие его со всех сторон, были настолько изящны, что мысль о том, что это — защитные укрепления даже не приходила в голову, несмотря на то, что они выдержали не одну осаду. Широкая арка входных ворот напротив главного моста была гостеприимно распахнута настежь, приглашая зайти внутрь. И никакой стражи!
Город пел. Незримо, неслышно. Музыка заполняла всё существо Инри, окутывая его лёгким облаком
