— К лифту. Я его сделаю. Не таких делал, сынок. Знать бы только, на каком этаже…
Михаил покосился на «полковника Смита». Тот что-то увлеченно обсуждал с подчиненными. Спецназ у дверей подъезда, наверно, готовился к штурму — настолько оживленно шли переговоры и передвижения по двору. Толпу зевак оттеснили почти к проезжей части, а те, кто торчал дома, прильнули к окнам. Ковырзин был прав — зрелище действительно впечатляющее.
— Он на четвертом, — сказал Миша. — Удачи.
— Пасиб.
Старик отключился.
Ковырзин Николай Григорьевич поднимался по ступенькам. Ему нужно было преодолеть всего два пролета — сущие пустяки для ветерана нескольких войн, кавалера кучи орденов и персонального пенсионера, который последние три года в основном сидел в инвалидном кресле.
«Сущие пустяки, сущие пустяки», — убеждал себя старик, переставляя ноги с одной ступеньки на другую. Стоять у оврага ночью и грызть семечки, прикидываясь обленившимся истребителем троцкизма, было гораздо сложнее. Отмахиваться от призраков, одолевавших тебя по ночам, как комары на болоте, и вопить во сне, требуя адвоката, было гораздо страшнее. В конце концов, благополучно дожить до девяностолетнего возраста в стране, обильно поливавшей кровью и себя, и соседей, — тоже занятие не для слабовольных. А тут всего-то — шестнадцать ступенек! Сущая ерунда!
Однако когда он выбрался-таки на площадку четвертого этажа, он молил только об одном — чтобы Михаил не ошибся. Второго такого пролета он не выдержит точно!
Вот они, двери лифта. Из щели вылезали какие-то железки, кажется, ключи. Изнутри доносятся возня и женские стоны. Ковырзин огляделся. Жители квартир на этом этаже наверняка пялятся в окошки и боятся носы высунуть. Трусливые животные…
Он проверил «макарова», снял его с предохранителя, выпрямился.
«Во имя мировой революции, Отца, Сына и Святого Духа… гаси его, Николаша!»
Он нажал кнопку вызова. Двери открылись, и ключи с глухим стуком упали на пол.
В кабине лифта мальчишка в черной куртке, белой рубашке и брюках — ни дать ни взять студент на сдаче государственного экзамена — пытался кухонным ножом освежевать полураздетую женщину. Именно
— Привет, — сказал Ковырзин и нажал на курок.
Выстрел оглушил всех — и жертву, и насильника, и стрелка. Но готов к этому был, разумеется, только генерал-майор госбезопасности, даже несмотря на свой преклонный возраст. Он шагнул в кабину.
Мальчишку отнесло к противоположной стене. Пуля угодила ему в грудь, прямо в правый карман белоснежной рубашки.
— А-а-а, — выдавил Константин. В глазах застыли удивление и ужас.
— Ага, — сказал Ковырзин.
Женщина, которую террорист пытался порезать на куски, еще сильнее вжалась в ближайший к двери угол. Наверно, ей казалось, что ее сейчас тоже пустят в расход. И уж точно она не ожидала увидеть здесь дедушку-пенсионера.
Старик, убедившись, что второго выстрела не потребуется, обернулся к женщине, но нагибаться не стал, зная, что уже не сможет выпрямиться.
— Как вы?
Та кивнула.
— Уйти сами сможете?
Снова кивок.
— Отлично.
Костя тяжело дышал и продолжал пялиться на седовласого пришельца круглыми от ужаса глазами.
— Не бойся, сынок, уже все.
Ковырзин ногой отогнул край его куртки. Черт, отсюда ничего не видно, придется приседать.
«Ну и ладно».
Он сделал глубокий вдох и, держась свободной рукой за стену, присел на корточки. Получилось лучше, чем он ожидал.
«Хоть завтра в ЗАГС», — подумал он.
Старик выдернул рубашку парня из его дорогих штанов… и желудок его едва не исторгнул проглоченный вчера ужин.
Он с самой большой скоростью, на какую был способен, достал телефон, нажал кнопку, вызывающую последнего абонента.
Линия оказалась свободной.
— Полковник? Это Ковырзин. У него на поясе взрывчатка… если в тротиле килограмма два — два с половиной… Да, неплохо может получиться… Хм, студенты-химики, мать вашу… Но это еще полбеды, полковник. Здесь таймер… Знаешь, сколько осталось?
Ковырзин сделал паузу. Он сам не мог поверить в эти цифры. Если часы действительно работают, то времени у них нет совсем.
— Уже полторы минуты, полковник. Мы ничего не успеем, она взорвется в руках… ладно, не ори, отведи людей от стен…
Он бросил трубку, посмотрел на студента. Константин потерял сознание. Если он и знал, как отключить сляпанную им бомбу, то уже не смог бы этого сделать.
Ковырзин посмотрел на женщину.
— Ты сможешь?
Она испуганно кивнула.
— Помогите снять с него эту штуку — и валите отсюда оба.
У него не было уверенности, что бомба не взорвется от манипуляций с ней, но у него не было и времени это проверять. В конце концов, если она до сих пор не взорвалась, значит, выдержит.
Татьяна Николаевна вспомнила свою профессию и встряхнулась. Вдвоем со стариком они аккуратно развернули Костю, сняли ремень со взрывчаткой с его пояса. Ковырзин аккуратно положил сверток с приклеенными электронными часами в угол кабины.
— Забирайте его и уходите. У нас меньше минуты…
«Может, она не взорвется?» — с робкой надеждой подумал старик.
Татьяна Николаевна схватила истекающего кровью парня за руку и потащила из кабины. Вышло не очень удачно — свободная рука Константина уперлась в угол.
— Черт! — заплакала женщина. — Помогите же!!!
Ковырзин поправил руку, и Самохвалов пулей вылетел из лифта, едва не покатившись с лестницы вместе с Топилиной.
— Нажмите последний этаж, — попросил Ковырзин. Он так и остался сидеть на полу.
Выполнив его просьбу, Татьяна Николаевна тут же выскочила из кабины. Когда створки дверей сомкнулись, она крикнула:
— Спасибо!!! — И помчалась по лестнице вниз, забыв о своем мучителе.
Ковырзин посмотрел на циферблат.
Двадцать секунд. Девятнадцать. Восемнадцать… Хорошо, что в этом доме не шестнадцать этажей! Тогда бы он точно не успел.
«А может, она все-таки не взорвется? Может, муляж?»
Лифт остановился на десятом этаже. Здесь две квартиры точно пустовали — в дверях горели красные светодиоды вневедомственной охраны. Кто проживал в двух остальных, Ковырзин, конечно, не знал.
«Ладно, пусть им повезет».
Он напрягся, руками схватился за створки и с нечеловеческим воплем поднялся на ноги. Едва не упал, но удержался. Взрывчатка висела у него на локте.
«Бл…, чем я занимаюсь!» — мелькнуло у него в голове.
