было раздумывать.
— Алло! Измерьте длину шнура от трубки до аппарата! Как меня слышите? Треск не беспокоит? — не сдавался Старков.
— Хорошо. Не беспокоит, — ответил Виктор.
Это был вялый, неизобретательный ответ. Виктор не тщился вести забавный диалог. Он подумал, что в Женькином стремлении говорить так, точно ничего не произошло, есть что-то фальшивое. Впрочем, если б в голосе Старкова звучали сочувственные нотки или сдержанная печаль, Виктора и это резануло бы. Бывают такие положения, когда, какой тон ни избери, все одно получается неладно. Тут надо искать не верный тон, а верный выход. И, может быть, Старков это понял.
— В общем, в школе увидимся, — деловито «закруглился» он. — Мы с Ромкой тебя ждем.
Виктор повесил трубку и только теперь понял, как ему не хочется идти в школу. Утешало лишь то, что идти надо не сразу. До двух часов было еще время. Он полистал учебники, потом отложил их. Закрепил что-то в памяти «на живую нитку». Попробовал решить задачу по физике, но она не решалась. Взял газету, просмотрел заголовки, прочитал отчет о футбольном матче, закончившемся со счетом 0: 0… Наткнулся на шахматный этюд: «Белые начинают и выигрывают». Совершенно неясно было, как это сделать. Положение черных казалось даже лучшим. Под шахматным этюдом приютился шашечный. Тут требовалось пройти в дамки. Это тоже представлялось недостижимым — и на первый взгляд, и на второй…
Взяв портфель, Виктор вышел из дому заблаговременно, чтобы перед школой прогуляться. На улице ему почти сразу же попался навстречу Мигунов. Они пошли рядом, и Гришка сначала посочувствовал Виктору, назвал Глеба Анисимовича «мужиком лукавым», а потом признался, что сам сейчас «погибает» — по ночам так тянет закурить, что он часами лежит без сна.
— Вообще-то я бы не выдержал — плюнул и опять закурил, — но для Инки это был бы такой удар… — произнес он, доверительно понизив голос после «но», — что я… ну, нельзя.
Затем, не делая паузы, Мигунов пропел частушки, которые он с приятелем сочинил прошлым летом. После каждого куплета он победно смеялся и спрашивал: «Ерунда, да?» Виктор кивал и боялся, что это выглядит поощрением. На самом деле он лишь соглашался с тем, что Гришка напевает ерунду. И, слушая эту развязную ерунду, глядя в смеющийся рот Мигунова, думал о том, как странно, что Гришка небезразличен Инне и может нанести ей удар, причинить боль, тогда как любой поступок Виктора, наверно, ничем ее не затронет.
Они пришли в школу к звонку.
Ни на истории, ни на алгебре Женька с Виктором не успели перемолвиться ни словом. Только на большой перемене они вместе вышли из класса, и, едва заговорили, их тут же перебил голос Матвеева, который возвещал по школьному радио:
— …Победителями конкурса являются: ученики десятого класса Пустовойт и Динабург, а также восьмиклассница Люда Семенова. Завтра они выступят перед нашим микрофоном.
После этого зазвучал «Марш энтузиастов».
В сущности, тут не было для Виктора ничего нового и ничего неожиданного. Но это было напоминание о том, что со вчерашнего вечера его, Виктора, повело не по той стезе, и Люду Семенову повело по другой, но тоже не той стезе, и движение это продолжается.
«Марш энтузиастов» не вызвал в нем всегдашнего отзвука: прилива сил и знакомого радостного волнения. Про себя он отметил это с таким же беспокойством, с каким вчера на миг ощутил, что его не увлекает разговор об Инне…
— Да будет же на твоей улице праздник! — прокричал над его ухом Старков с заражающей бодростью и уверенностью.
И почти одновременно пронесся из учительской в класс Матвеев, на бегу крича:
— Физик заболел! Вы! Физик заболел!..
Виктор не раз замечал, что в такие минуты старшеклассники мало чем отличаются от младших ребят.
В этот раз и у него в голове мелькнуло только, что можно сейчас уйти, а последний урок — пропустить… Виктор опрометью бросился в гардеробную…
В переулке он едва не столкнулся со своей матерью, Флорой Александровной, шедшей, как видно, в школу разузнать об Алешиных успехах. Виктор вовремя перешел на противоположный тротуар и, разминувшись с нею, стал быстро удаляться от школы, гадая, какой и как скоро наступит для него праздник…
Когда он вернулся домой, то застал, как вчера вечером, пустую квартиру. Почему-то ему пришло на ум дождаться прихода домашних, притаясь, не зажигая света, и услышать, о чем они будут говорить, когда его нет; считая, что его нет. Это желание не имело ничего общего с любопытством Тома Сойера, которого интересовало, что о нем говорят. Виктора (особенно в Алешином возрасте) занимало совсем иное: как живут люди, что происходит там, где его нет. Это казалось ему таинственным. Спрятавшись, он желал увидеть, как течет жизнь там, где его нет. Где его как бы нет.
В нем опять проснулось это когда-то угасшее любопытство… Но неожиданно его сморило, и он заснул на краю своей кровати.
Он спал, почти вися между стеной и матрасом, укрытый легким покрывалом так, что кровать казалась со стороны не очень аккуратно застланной, но пустой.
V
Виктор спит и не слышит, как приходит Флора Александровна, как потом раздается в прихожей звонок и Флора Александровна говорит Алеше, вернувшемуся из музыкальной школы:
— Алеша, скорей к роялю, ты еще сегодня не играл.
— Мама, я сегодня не успею поиграть, ко мне придет один мальчик, — возбужденно отвечает Алеша, бросая в кресло папку с нотами, а на папку — пальто.
— Какой мальчик? Зачем?
— Ну, один мальчик из нашего класса. В гости, — отзывается на ходу Алеша.
Но Флора Александровна спрашивает настойчиво:
— Он у нас раньше бывал? Я знаю его?
— Нет. Потому что он из параллельного…
— Ты, по-моему, сказал «из нашего». Как его фамилия?
Не сразу и неохотно Алеша роняет:
— Тушнов…
— Это тот самый мальчик, который тебя… — Флора Александровна поражена.
— Да. Мама, ничего ему не говори! Обещаешь? Хорошо, мама? Не будешь ему про это напоминать?
— Значит, ты пригласил к нам именно того, кто тебя…
— Мама, я тебя умоляю ему не напоминать! — произносит Алеша моляще, но и чуть капризно.
— Хорошо, — говорит Флора Александровна уже спокойно. — Но, пока он не пришел, позанимайся немного.
— Я же ничего не успею…
— Иди! А зачем он все-таки придет?
— Не знаю.
Из столовой доносятся аккорды, взятые Алешиной рукой, а Флора Александровна, стоя посреди прихожей, негромко говорит в пространство:
— Я просто не понимаю… Я ничего не понимаю: вчера этот негодяй мальчишка дал ему по физиономии, а сегодня он как ни в чем не бывало приглашает его к нам в дом! И еще боится, что я буду неприветлива с этим… Тушкиным, что ли?.. Нет, главное, я не понимаю, что за характер у мальчика…
Снова в прихожей раздается звонок.
Флора Александровна открывает.
