— В тысячу.
— Даже если я с твоей цифирью соглашусь – неважно. Другое важно: не мы должны Сталина поддержать. Сталин должен поддержать – нас. Должен на нас опереться, на нас сделать ставку. Нюхом своим звериным почуять: без нас ему конец, и только с нами – получится. А чтобы это произошло, что нужно? Концепция. Идея. Настоящая концепция и настоящая идея, а не бредни о всеобщем равенстве, братстве и свободе.
— А что в этой идее такого уж плохого?!
— Ничего, кроме её полной и бесповоротной неосуществимости.
— Ну, всё. Уговорил.
— Э-э, товарищ Варяг. Какой ты быстрый. Скажи-ка мне: что ты лично можешь товарищу Сталину предложить, кроме своей жизни? Что у тебя есть? Два десятка верных сталинцев? Так это, считай, что ничего. Например, связь у тебя есть? Вот этот вот страшный чёрный телефон, в который благим матом орать надо, чтобы собеседник на другом конце провода твой голос услыхал – так орать, как будто проводов никаких вообще в помине нет? Это ты связью называешь, да? А дороги у тебя какие, Сан Саныч? Такие же, как у всех остальных. Направления на карте. А что по ним ездит? Хрузовик амо-один. Один-единственный, и тот – хру-хру, хру-хру. А подвижной состав имени Лазаря Моисеевича? Лазаря поёт. И что? Вот мы с тобой, лихие рубаки, наскочим на них фертом, посшибаем головы – а где новых возьмём? Пока мы новых с тобой, Варяг, вырастим – растащат державу. Турки Крым с Закавказьем оттяпают, румыны – Одессу с Новороссийском, пшепрошем, панове – Украину с Белоруссией, японцы, по-дружески – Сахалин и Приморье. Камчатку, так и быть, оставят, из уважения к моим сединам. А потом это всё назад забирать придётся. Да с кровью, Варяг. Да с какой. Это наша с тобой цель, да?
— Понял, понял, не дурак, — хмуро сказал Городецкий. — Всё я понял. И что?
— А вот это, брат, вопрос вопросов – и что? Надо думать. Сталин-то – не вечный. Опять же – война впереди. Надо думать, Варяг. Думать изо всех сил.
— Ну, скажи ещё, что ты ничего не придумал.
— Я много чего придумал, а ещё больше придумал не я, а люди, которых я отмобилизовал для этого процесса. И если будет смысл – всё это хлынет сюда, сейчас и потом, и здесь тоже начнётся самая настоящая буря. Всё это нам вместе ещё обмозговать ох как потребуется. А ты объективочку-то на железного нашего подготовь. Мне легче думать будет. И помни, Варяг: всё это надо было делать вчера, а то и раньше. Так что времени у нас с тобой нет. Вообще.
— Всё равно – нельзя так с людьми, Гур. Я не о моральной стороне вопроса. Я о сути.
— И я о сути. Смотри, что получается, Варяг. То, что пытается делать Сталин и его «узкое руководство» – плохо, непоследовательно, никуда негодными способами, отвратительными инструментами – делать надо. Это объективная, как любят говорить марксисты, необходимость. Причём происходит это ещё и – ко всему прочему – с громадным опозданием. Это надо начинать было не сегодня и даже не двадцать лет назад, а пятьдесят. А сейчас нам – вместе со Сталиным или без – придётся за десять лет пройти путь, который проходят за полвека. Или за двести лет. Именно поэтому мы не можем позволить себе менять Сталина на тебя или даже меня – ты совершенно прав, совершенно. А ещё нам придётся перебить уйму народу, и свалить всё на одного Сталина не получится. И ты это сам прекрасно понимаешь, только до последней секунды боишься сам себе в этом признаться. Понимая, что другого выхода нет, мы понимаем, что и это не выход, не решение проблемы. Быстрая смена аппарата всегда ведёт к ухудшению его качества, а многократная быстрая смена – к истощению людских ресурсов. Итог – смута. Хаос. Отсутствие равновесия. Результат – ноль. Вектор развития направлен в землю. Безграмотные, лишённые даже элементарных основ общей культуры, ковыряющие пальцем в заднице номенклатурные товарищи решают, где какой завод строить, где какой канал рыть. Ему говорят: строительство завода займёт три года. Он понимает, что три года – это ужасно много. И говорит: нет, год. Специалист плюёт с досады и уходит. Приходит авантюрист и говорит: я! я! Я построю вам завод! Не за год – за полгода! — Гурьев расстроенно поджал губы. — Ну, да что я тебе рассказываю. Ты же у нас промышленность курируешь. И результат такой политики своими глазами ежедневно наблюдаешь. Дыры в проектах, рухнувшие шахты, толпы «вредителей».
— И как ты собираешься выходить из положения?!
— Я собираюсь, дорогой мой Александр Александрович, работать с тем, что есть. Да, люди злые, глупые, трусливые и жадные. Но и у Сталина, как и у тебя, как и у меня, впрочем – нимба вокруг головы отчего-то не наблюдается, а пока крылья у нашей честной компании отрастут – рак на горе в две клешни свистнет, да море под той горой скиснет. Всё это так. Но – нет других людей. Негде взять. Надо работать с такими. С ними строить державу. И для них. Для них тоже – несмотря на то, что хочется исключительно для добрых, честных и чистых. Людских характеров вообще существует всего-то три типа, дружище. Воин, Колдун и Работник. В соотношении десять к одному и, соответственно, к тысяче.
— И кто же ты?
— Варяг, не нужно о моей персоне думать. До этого мы дойдём ещё. Важно понять – других людей нет.
— Хочешь сказать, Сталин этого не понимает?
— Он, по-моему, ещё одну очень важную вещь понимает, хотя, как павловская собачка, сказать не может: что вся эта марксистская пудра для мозгов никуда не годится. Никуда! Поэтому ему неважно, какие у тебя идейки в голове, а важно, чтобы ты работал в его механизме. По-моему, он даже грязненьких предпочитает. Вот, ты, например – грязненький. Происхождение у тебя – того, подкачало.
— Сын за отца не отвечает.
— Это лозунги, Варяг. Лозунги. Мы-то с тобой знаем: отвечает. И отец за сына, и сын за отца. Но это правильный лозунг, очень правильный. Открывает дорогу тем, кому путь туда по причине революционного рабоче-крестьянского идиотизма был закрыт. То есть показывает, что у Сталина бывают очень даже правильные мысли. И надо сделать так, чтобы они ему в голову почаще приходили. Придётся нам ему помочь, Варяг.
— А если он не даст?
— Тогда я помогу тебе собрать манатки, закажу тебе у своих знакомых паспорт на имя князя Мышкина, и мы вместе – включая тех, кого ты решишь взять с собой – отбудем в Андорру. В Аркадию. Пасти козочек и овечек. Или мы можем – если захотим – добровольно спуститься в лубянский подвал и позволить поставить себя к стенке. Но этот вариант мне не подходит. Я лично выбираю Аркадию. Я тебе заявляю откровенно и честно, Варяг: если у меня не получится сыграть с товарищем Сталиным в мои шахматы, ничего не получится вообще. Можно ставить крест на всём. Абсолютно на всём. Вообще – и на всём. Даже если Сталину удастся – ему кое-что, безусловно, удастся – это ненадолго. Даже если мы уцелеем в этих жерновах – тем более, если уцелеем – мы с тобой успеем увидеть крушение этого корабля.
— Ты о чём? О войне? С немцами?
— Нет, Варяг. Войну мы, в результате, выиграем. Передавим их. Но это – без концепции – не решит ничего. Потому что свято место не бывает долго пусто, и на месте немцев появятся другие. Воевать каждые двадцать-тридцать лет – мы надорвёмся. Сломим себе шею. Поэтому мы должны попробовать. Рискнуть. Построить державу – или увидеть конец всей тысячелетней работы наших предков. Наших с тобой тоже, Варяг.
— Как?!
— Это очень важно – как. Но – не сейчас. Важно – не зацикливаться на этом именно сейчас, когда мы с тобой обсуждаем самое важное, самое принципиальное. Не нужно сейчас задумываться о рутинных вопросах технического плана, Варяг. Нужно думать о методе, концепции. Метод прост: экономить людские и материальные ресурсы. Не строить железную дорогу на трупах вместо насыпи, а летать по воздуху на газовом пузыре. Рыть канал не лопатой, а динамитом. Нужно думать, думать – всё время думать. Не бояться. В том числе – не бояться думать. Думать – об идеологии проекта. А идеология проекта такова: нам нужна великая держава с людьми. А без людей – он нам не нужна. Никому не нужна. Людям – в первую очередь. Нам нужна великая держава не для Сталина или нас с тобой. Нам нужна великая держава для людей – потому что в великой державе, в империи, жить удобно и безопасно. И нам с тобой тоже. Конечно, если ты не пытаешься разрушить эту державу. В великой державе есть образование, наука, культура, промышленность и общество, которое внушает чувство уверенности, гордости и безопасности, особенно когда ты работаешь для этой державы изо всех сил. А пашешь ты или пишешь – это дело десятое. Главное
