– Господа, господа! – успокаивающим тоном громко произнёс Конрад. – Я предлагаю провести очередной турнир…
Богдан удивлённо поднял на него глаза, но граф выдал совершенно неожиданное для землянина предложение:
– Турнир по стихам! Как-то давно у нас при дворе не соревновались рыцари не только в умении действовать копьём и мечом, но и изящным словом завоёвывать сердца дам.
– И правда! – раздались возгласы из толпы. – Давно пора провести нечто подобное!
– Да, граф, у рыцарей, уверен, нет возражений, – проворковала дородная дама в розовом с красным платье-блио и желтоватой вуали, закреплённой на высокой причёске золотым обручем. – Пусть рыцари докажут свою образованность, как они уже доказывали не раз свою силу.
– Кто доказывал, а кто… – проворчал Вайк, отступая чуть назад и буравя глазами Богдана, пожавшего плечами и ещё раз улыбнувшегося рыцарю.
Толпа, в основном женская половина, захлопала в ладоши. Граф Конрад дал какие-то указания слугам, и те удалились. Богдан с интересом следил за развитием событий.
– Как будет проводиться такое состязание? – поинтересовался он у графа.
– Сейчас принесёт бумагу и пишущие палочки, – объяснил граф, улыбаясь, – и устроим турнир.
Богдан удивился: по его мнению, на Земле тысячу лет тому назад в Европе грамотных людей было мало даже среди знати, а тут, стало быть, свободно пользовались бумагой и «пишущими палочками». Что ж, посмотрим, что это за турнир – всё полезнее, чем препираться с придурком Вайком!
Слуги принесли письменные принадлежности и первые увиденные здесь Богданом песочные часы – две колбы кубиков по двести в деревянной рамке-подставке. Всё-таки прогресс на грани Европы имел место – бумага была хоть и плотная, желтоватая, однако самая настоящая. «Пишущие палочки» оказались тонкими стерженьками свинца, вставленными в деревянные оправы – ни дать ни взять карандаши. По мере стирания свинцовый стержень выдвигался с помощью деревянного стрежня, вставленного с противоположного конца. Писали по бумаге такие карандаши, правда, бледновато, но вполне различимо. Для того чтобы придворным было удобно писать, были поданы дощечки с зажимчиками, куда вставлялись листочки.
Богдан рассчитывал остаться в стороне, чтобы лишний раз не привлекать внимания к своей персоне, как и советовал Тассилон, однако Феофана лично подала ему дощечку с бумагой и карандаш:
– Умоляю вас, барон, напишите что-нибудь!
– О чём же писать, о несравненная? – немного растерялся Богдан.
Граф Конрад, сам уже обзаведшийся дощечкой, шепнул ему вполголоса:
– О чём же можно писать? Конечно, о чем-нибудь такое, в честь прекрасных дам!
Он взял песочные часы и поставил их на высокий каменный постамент рядом с перилами. Судя по скорости высыпания песка, часы были рассчитаны минут на пятнадцать-двадцать.
– Благородные рыцари, у вас есть ровно столько времени, сколько песка в верхнем сосуде этих часов, – провозгласил он.
Вокруг почти все придворные мужского пола старательно заводили карандашами по бумаге. Богдану не оставалось ничего иного, как тоже «взяться за перо».
– Тряхнём стариной, – пробормотал он.
Будучи ребёнком разносторонним и любознательным, он классе в восьмом посещал школьный литературный кружок, писал какие-то стишки и рассказики, и преподаватель говорила, что «получается неплохо». Но покойные мама и отец относились к увлечению сына литературой более чем скептически, и в конце концов примерно через год занятий Богдан бросил словесное творчество. Правда, он регулярно выдавал пародийные рифмы в каких-то нечастых кавээновских играх или к праздничным датам, когда требовалось написать поздравление в стихах, но никогда не рассматривал себя в качестве участника «поэтического турнира». Ему было очень забавно, а врождённый природный азарт и желание не оставаться последним в соревнованиях сейчас придавали решимости. Кроме того, решимости придавали и лукавые взгляды баронессы.
Богдан встретился глазами с Феофаной, подмигнул ей украдкой и погрузился в сочинительство. О чём было писать? Первую минуту-две он и представить себе не мог – о чём. А потом вдруг неожиданно пришла тема: он же странствует, он заброшен судьбой далеко-далеко, он опасается приключений, но сам же их и ищет, он ждёт встречи с «прекрасной дамой», а всем врагам готов дать отпор ценой собственной жизни.
Удивительно было писать на языке, на котором ты ни разу до этого не писал, да и говорить начал недавно. Но знания, вложенные в голову хитроумными устройствами во дворце, всплывали сами собой, и серые свинцовые строчки ложились на плотную бумагу, которую в Средние века вряд ли умели делать в Европе в подобном качестве и количестве.
Вот что накропал Богдан, когда уже последние песчинки высыпались из верхней емкости часов:
Ритм стихов ломался, но написано было от души и с намёками на реальные обстоятельства, с которыми юноша уже столкнулся. Граф Конрад, принимавший у Богдана листок, пробежал строчки и удивлённо вскинул взор:
– Однако, какой у вас слог, барон! – негромко заметил он.
Богдан пожал плечами. Он обратил внимание, что не все рыцари смогли написать что-либо вовремя. Среди тех, кто с досадой комкал исчёрканные листки, оказался и Вайк.
Граф собрал листочки и вместе с баронессой Феофаной и ещё несколькими дамами стал просматривать творения храбрых воинов, среди которых затесались и стихи Богдана.
В течение времени, пока продолжалась работа своеобразного жюри, придворные снова начали пользовать вино и кушанья со столов и довольно шумно переговариваться между собой. Богдан, оставленный своими сопровождающими, подошёл к перилам террасы. Внизу тоже кипело застолье – с той лишь разницей, что там все сидели.
Высота потолков – а только до террасы здесь было без малого метров семь-восемь – существенно глушила звуки, собирая их в колышущийся рокот отдалённого морского прибоя. Произносились речи, поднимались кубки: видимо, пили во славу победителей турнира, одного из которых как раз награждали король и королева. Среди придворных рядом с монархом Богдан заметил и рыцаря Тассилона. Барон восседал всего через два места по правую руку от Хруодланда, рядом со своей сердечной пассией.
Иногда Тассилон понимал глаза и просматривал ту часть галереи, которая была видна снизу. Заметив стоящего у перил Богдана, он ободряюще кивнул ему. Богдан ответил таким же успокаивающим кивком, показывая, что у него всё в порядке.
– Дамы и господа! – раздалось за спиной Богдана.
Граф Конрад стоял и размахивал над головой листочком бумаги.
– Мы выбрали победителя! Мои прекрасные помощницы практически единогласно сошлись на том, что победил наш гость, благородный рыцарь Богдан из далёкой Пуруньи!
Богдан был удивлён: его поэтические потуги возымели здесь самое положительное действие!
– Если мне будет позволено, – граф отвесил учтивый кивок в сторону землянина, – я прочту эти замечательные строки во всеуслышание.
