она будет заниматься семьей.
Колдун только кивнул: он тоже не хотел ворошить прошлое. Кажется, ему все было понятно. Между ними настало молчаливое согласие.
Кровать в доме у колдуна оказалась одна, а спальня устроена так, что иначе, нежели вместе, спать не ляжешь. Впрочем, Маддалена устала, была пьяна и засыпала просто стоя. Да и Май тоже. Он мог не спать по трое суток, но не в таких бредовых условиях, как сегодня.
В спальне было темно. Май молча помог ей расшнуровать платье и корсет, стащил с Маддалены туфли, получил по рукам, когда машинально полез за подвязками под рубашку, загнал ее под одеяло к стене, забрался сам и, едва коснувшись головой подушки, уснул сном праведника. Без сновидений.
То есть потом ему показалось, что все происходило достаточно глупо.
Ведь он приехал в Обеж с намерением так или иначе, но колдунью в постель уложить. У него было предчувствие, что это не невозможно.
Теперь Май лежал на спине, Маддалена мирно посапывала у его плеча, а он накручивал на пальцы ее тяжелый темно-каштановый локон и размышлял, когда он в последний раз лежал в одной постели с женщиной и ее не тронул. Получалось, что он такого подвига за собой не помнит.
Где-то наверху, над спальней, тихо, с долгими перерывами, тренькал клавесин. Юрген Юм записывал только что сочиненную музыку.
Колдунья вздохнула. Личико ее было грустным. Мраморная щечка, точеный носик, мягкие, еще припухлые по-детски губы. Май провел пальцем от середины ее лба к виску. Почему он не запомнил, какого цвета у нее глаза? Какая небрежность. Он наклонился, чтоб ее поцеловать. Фальшиво тенькнул клавесин. Колдунья вздрогнула, и Мая слегка оттолкнуло. Не извне, а какое-то внутреннее чувство.
Он вернул на подушку теплую прядь волос, вылез из-под одеяла и стал собирать свою одежду.
Какие-то деньги, в каком-то Котуре... Будь они прокляты.
Будущего не существовало. Не существовало вообще. Завтрашний день мог настать и мог не настать. Кто обещал, что они доживут до ночи? Почему все верят тому, что будет? Это же неправда. Люди живут
Беда только в том, что Май не привык так жить. Он не мог не быть самим собой. Он всегда был Ипполитом Маем и больше никем. Может, колдун объяснит ему, что с ним сейчас творится?..
Он не обращал уже внимания на то, что за маленьким окошком сиял ясный полдень, что комната, в которой они вчера – или не вчера? – не то ужинали, не то принимали завтрак, выцвела и изменилась – камин оказался в другой стене, на полу прибрано, стол состарился и припал на одну ногу, подгрызенную кем-то чудовищно зубастым, прочая мебель изменила очертания, а невесть откуда взявшаяся лестница вела наверх.
Клавесин смолк. Май почти бегом поднялся на второй этаж и вошел в Зеркальный Зал. О том, что это святая святых волшебного дома, мастерская хозяина, он понял с первого взгляда. Здесь Май увидел все, о чем читал в книгах, и многое такое, о чем не читал. Чучела диковинных и страшных созданий, огромные древние книги, бутылки с зелеными и бурыми зельями, метелки трав, какие-то странные инструменты, похоже, взятые из арсенала палача, связки сушеных летучих мышей, сонные скользкие жабы в банке, пауки размером с тарелку в своих тенетах, сплетенных из толстой бечевы, и прочие страсти со всех сторон окружили Мая, неосмотрительно переступившего порог. Он было испугался, пока вдруг не понял, что на самом деле в комнате ничего этого нет. Там стояли два стула, клавесин, небольшой стеклянный шар в лепестках серебряной подставки на крышке инструмента позади пюпитра, а все стены закрывали огромные, от потолка до пола, зеркала в резных полированных рамах. Некоторые из них потемнели и стали коричнево-желты, другие пошли пятнами, как от кислоты, третьи потрескались и были склеены полосками бумаги, а в зеркале, прикрепленном на месте двери, не отражалось ничего из-за клубящегося внутри молочного тумана.
– А, – сказал Юрген Юм, бледно улыбнувшись Маю. – Вот и вы.
Май покосился на самое темное зеркало. Нет, из него не выглядывал сушеный крокодил, а наблюдать в нем можно было только то, что у Мая не все в порядке с костюмом, – не больше.
– Прошу прощения, что прерываю ваши занятия, – выговорил Май, поспешно оправляя одежду, – но не могли бы вы спуститься вниз? Мне необходимо с вами поговорить...
– Я думаю, в наших общих интересах поговорить здесь, – сказал колдун. – Мне это тоже необходимо. Присядьте.
Май медленно подошел и опустился на один из стульев перед клавесином. Юрген Юм снял с пюпитра ноты, опустил над клавишами крышку. Рука его коснулась стеклянного шара, и за гладкой поверхностью взметнулась снежная карусель.
Колдун опять улыбнулся своей странной бесцветной улыбкой, которая двадцать пять лет назад скрывала смущение, а сейчас – неизвестно что. Он сказал:
– Как вы попали в ледник, я отследил. Осталось выяснить, как вы попали в Ведьмин Холм и что там делали. Из некоторых особенностей мироустройства, – последовала пауза, особо подчеркнувшая значение последнего слова, – я догадываюсь, что история ваша не может быть обычной. В Туманной долине не происходит случайных вещей, и то, что вы мне сейчас расскажете, должно быть интересно, а может быть, даже важно. Итак?..
Май помялся, не зная, с чего лучше начать. Потом осторожно, выбирая слова, поведал про свою охоту за деньгами, про поездку в Обеж и чем она закончилась. Рассказал про Максимилиана, свадьбу оборотня, дуэль в саду, последние слова Бергнарда Пелерина и ледник. Не упомянул только, зачем ему нужны были деньги.
Юрген Юм задумчиво теребил уголки нот в папке.
– Вы думали о том, что счастливым образом избежали смерти? – спросил колдун.
Май кивнул.
– А о том что это происходило с вами трижды за два дня? – продолжил колдун.
Май немного растерялся. Нужно было посчитать. Корчма. Дуэль. Ледник.
В самом деле?..
– А о том, что каждый раз все происходило не само по себе?
– Почему вы так решили? – спросил Май.
– Потому что меня уже обвинили в убийстве двух путников, шедших через перевал. Якобы я их заманил внутрь и заморозил в ледяной пещере, чтобы скрепить свои чары. И я готов признать, так оно случилось бы, если б девочка не умела бить зеркальные заклятия. Я присматриваю за дорогой через перевал по верху ледника, но никак не изнутри.
– Да? – сказал Май. – Странно.
– И вам еще что-то кажется странным? – пожал плечами колдун.
Май кивнул. Странным было все.
Начиная от смутившей его мысли о злокозненности намерений Береники. Надо же, в кои это веки на женщину так не подействовало его обаяние, что она трижды пыталась его убить. Чужими руками, чтоб избежать преследований со стороны закона и цеха, но сути это не меняет. Сукина дочка. Чертов идиот. Надо было смотреть ей в глаза, а он пялился за корсаж. Надо было запоминать прошлое, а он пытался заглядывать в будущее...
...И заканчивая разрушительными способностями Маддалены – если судить по жалобе Юргена Юма на погибшую работы и тому, что Май собственными глазами видел в саду, – оставшимися без изменений...
Рука Юргена Юма вновь коснулась стеклянного шара, и вместо снежной метели Май увидел в нем синюю пленочку моря. Игрушечный кораблик на волнах вдруг со звуком «пффф» выдохнул с одного из бортов перышко пуха. В крошечном городе на берегу произошли немедленные разрушения. С трудом их можно было связать с этим легким перышком.
Не дождавшись ответа, Юм сказал:
– Я должен доказать цеху, что никого не морозил в леднике до смерти, и мне пока заказано пересекать границу между мирами, поэтому я вас прошу никуда не уходить с перевала.
– Границу? – рассеянно переспросил Май. – Тут еще и граница между мирами есть?
Колдун смотрел на свою папку.
