– Нынешний век – век автономий. Быть может, Стране Великого Света суждено повернуть этот процесс. Вадда стремится к независимости. Разве мнение ее народа не переменится после того, как она увидит наш пример? Во всяком случае, ее политикам будет уже не так просто внушить своему народу, что истинное счастье народа наступит тогда, когда эти политики перестанут подчиняться приказам метрополии.
Глаза госсекретаря зажглись. Он прилетел в империю, прервав переговоры на Вадде, переговоры о том, каков будет развод с Федерацией – с битьем посуды или битьем половины посуды, – и теперь, от слов Шаваша, в зрачках его заплясали веселые чертики.
А Шаваш меж тем продолжал:
– Каков положительный итог победоносной войны? Подчинить чужую страну в настоящем и обезопасить себя от нее в будущем. Каков отрицательный итог победоносной войны? Озлобление побежденных, жажда мести, настороженность соседей. Мы предлагаем вам все положительные итоги войны без единого ее отрицательного итога! Наше предложение устраняет множество проблем. Например – проблема земель, окружающих империю. Ясно, что начинающаяся их разработка очень скоро бы привела к конфликтам между суверенной империей и Федерацией. Если мы будем составлять одно государство, все предпосылки конфликта исчезнут. Оставив наши действия безнаказанными, вы распишетесь в своей слабости. Объявив нам войну, вы предстанете слабыми и жестокими одновременно. Победа и поражение будут для вас одинаковой катастрофой: вы окажетесь в международной изоляции. Вы покажете себя демагогами, а не демократами, государством, которое требует от развивающихся планет уважения к правам человека, а когда развивающиеся планеты просят помочь соблюсти права человека, устраивает орбитальную бомбардировку, сообразив, что, пожалуй, соблюдение прав человека – это слишком дорого.
Шаваш искренне улыбнулся и развел руками, и Бемиш заметил, что на этот раз никаких колец и драгоценных перстней на его пальцах нет, – маленький чиновник хорошо знал, когда следует надевать перстни, а когда – галстук.
– Если вы откажетесь от нашего предложения, – продолжал Шаваш, – даже победоносная война приведет вас к катастрофе. Если вы его примете, вы по-прежнему останетесь средоточием свободы и демократии. В случае войны вы окажетесь без тактической армии, но с репутацией милитаристского государства. В случае мира вы получите обратно самых надежных в Галактике солдат – и репутацию миролюбивого государства!
– А император? – спросил госсекретарь.
– Что ж император, – возразил чиновник, – и в некоторых частях Федерации есть короли и императоры: в Аравии, в Бельгии. Император будет символом нации и получит цивильный лист, а в стране будет премьер-министр и всеобщие выборы.
– А Федерацию будут обвинять в том, что она навязала вам демократию, да? – осведомился госсекретарь.
Шаваш пожал плечами.
– Вряд ли, – сказал он, – в сложившихся обстоятельствах можно утверждать, что Федерация навязывает нам демократию.
Кто-то хмыкнул.
– К тому же, – прибавил чиновник, – мы уже заткнули глотки самым оголтелым крикунам, чтобы вы не волновались.
– В качестве предварительной меры по установлению демократии, – заметил адмирал аль-Саад.
Шаваш сделал вид, что не слышит, и продолжал:
– Речь идет не о Bee, а о Федерации. О том, что она выбирает: международную изоляцию и распад или приобретение стратегического плацдарма и расцвет. Учтите, что через двадцать лет на войну с Герой вам придется потратить в сорок раз против того, что вам сейчас придется вложить в экономику и инфраструктуру нового члена Федерации!
– Мы обдумаем ваше предложение, – сказал госсекретарь.
Из зала Бемиш выходил вместе с командующим пятым флотом аль- Саадом.
– И что вы обо всем этом думаете? – полюбопытствовал Теренс.
– Знаете, – ответил адмирал, – есть такой анекдот: «Идет по лесу человек, а навстречу ему – старуха с веерником. “Ты, милок, никак собрался меня изнасиловать!” – “Никак нет, матушка!” – “А придется, милок!”».
Бемиш захохотал.
Через пять минут Бемиш, усталый и голодный, поднялся в небольшой, выстроенный треугольником покой, где столы, предназначенные для делегации, были уставлены закусками и едой. Всюду стояла охрана, да десяток журналистов, ожидавших окончания переговоров, охотились на одиночных членов делегации.
Поднявшись, Бемиш обнаружил, что бойкие журналисты и свита уже расхватали еду, остались лишь наиболее экзотические блюда. Бемиш пристроился к длинной тарелке с тушеной собакой, и аль-Саад, после некоторого колебания, последовал его примеру.
Правую стену зала украшал широкий экран. Экран сначала показал демонстрацию вейцев у стен дворца, а потом передал выступление посла Геры. Герянин сказал, что он благодарит Киссура и самоотверженных жителей империи, разоблачивших происки военщины Федерации, и еще раз подтвердил обещание Геры прийти на помощь обманываемому и угнетенному народу Веи в случае, если Федерация посмеет обратить против него свое оружие.
Потом в зал вышел Шаваш в сопровождении двух или трех холуев.
Шаваш, вероятно, не хотел приближаться к президенту Ассалаха, но он тоже явно хотел есть, а из всего съестного на столах имелась, как уже отмечалось выше, та самая тушеная собака, рядом с которой расположился Бемиш.
Шаваш подошел к собаке и начал резать ее ножом. Бемиш демонстративно отвернулся.
Ведущий новостей зачитал обращение Президента Геры к империи Великого Света с обещанием помощи. Президент Геры, впрочем, обещал помочь не одной империи. Он советовал всем угнетенным народам вместе стать на защиту обманутых вейцев и выступить единым фронтом против «продажной демократии Федерации».
Экран показывал плохо. По нему все время гуляла размытая сетка из сине-зеленых полос. Это означало, что где-то совсем рядом работает мощный двухканальный узел транссвязи. Госсекретарь, вероятно, напрямую говорил с Президентом Федерации. Бемиш жадно вглядывался в зеленые полосы на экране, как будто по ним можно было разгадать, о чем разговор.
Пришли дворцовые слуги, сменили на столах скатерти и уставили их свежей переменой блюд, однако Бемиш был уже сыт. Примерно через час сине-зеленая рябь прекратилась, и почти сразу же в зале появился посол Северин. Северин подошел к Шавашу и попросил его пройти наверх.
– Вы будете говорить с Президентом Федерации, – сказал он тихо.
Шаваш пошел наверх, и Бемиш с адмиралом, не сговариваясь, двинулись вслед за ним. В комнате наверху было довольно много народу – человек десять дипломатов и еще столько же техников, и Бемиша с адмиралом никто не остановил, когда они вошли в комнату вслед за Шавашем.
Лицо президента Керри на стене занимало весь экран. На высоком, с редким венчиком волос лбу застыли капли пота, и глаза президента казались слегка расфокусированными. Впрочем, это можно было отнести на счет особенностей транссвязи – ведь президент видел перед собой не живого собеседника, а его портрет семиминутной давности.
– Я здесь, господин президент, – сказал маленький чиновник и поклонился.
С того момента, как Шаваш выпрямился, и до того, как губы президента задвигались на экране, прошло ровно пять с половиной минут, и за это время никто из присутствующих в зале не пошевелился и не издал ни звука.
– Я обсудил ваше предложение с главами государств-членов Федерации Девятнадцати, – сказал президент. – Мы пришли к выводу, что оно поставит Федерацию в очень непростую, почти критическую экономическую ситуацию, и все же оно… гм… взаимовыгодно и почетно. Федерация согласна на ваше предложение, с одним условием.
Президент Керри запнулся, и Бемиш решил уже было, что связь прервалась, но президент только