Бемиш поспешно сотворил нечто среднее между поклоном и коленопреклонением и успел, выпрямляясь, заметить ехидную усмешку на лице Нана.
– Добрый день, господин Бемиш, – голос императора Варназда, как всегда, был немного тих и чем-то походил на плач ребенка, – я рад видеть вас в добром здравии. Скажите, что хочет от Федерации, – император запнулся, – мой министр финансов Шаваш?
– Министр? Его еще не объявили вне закона?
Губы императора капризно опустились. Ну правильно. У Шаваша столько друзей, что даже сейчас император, пожалуй, не решится хотя бы уволить его с занимаемого поста. Черт побери, человек шантажирует всю Галактику, а его государство даже не осмеливается дать ему пинка под зад! Хорошенькое дело! Значит, требования иномирцам будет предъявлять все-таки законный чиновник империи?
– Мне было бы трудно объявить вне закона Киссура, – прошептал император. – Что они хотят?
– Не знаю. Они скажут это только при встрече с делегацией.
– Вот и Нан то же говорит, – промолвил император, поворачивая голову к безмолвно стоящей у резной колонны фигуре, – а ведь он сел в Ассалахе.
Это для Бемиша было новостью. Он знал, что бывший первый министр летит на Вею, но – сесть на захваченном террористами космодроме?
– Когда начнутся переговоры?
– Неизвестно. Наша делегация вовсе не собирается ехать в Ассалах, а Шаваш до смерти боится ехать в столицу страны, законным чиновником которой он является, государь.
Сарказм в голосе Бемиша был слишком неприкрыт, и губы императора капризно дрогнули.
– Переговоры могут пройти на территории моего дворца, – сказал государь Варназд. – Я клянусь, что обе стороны будут там в безопасности. Я не думаю, что войска или службы безопасности иномирцев осмелятся попрать наши традиции и чинить насилие в моем дворце. Не думаю также, что господин Шаваш осмелится отказаться явиться во дворец своего государя, когда государь гарантирует ему безопасность.
И государь наклонил голову, давая понять, что встреча закончена. Бемиш уже поклонился, чтобы идти, когда вдруг император тихо сказал:
– А что Киссур? Он хорошо себя чувствует? Он выглядел таким бледным – на экране…
– Киссур себя чувствует как щука в воде, – заверил Бемиш, – в отличие от трех тысяч убитых им вчера человек.
И вышел.
Разумеется, Шаваш не посмел отказаться от гарантий, данных государем. В самом деле, отказ чиновника империи, защищающего интересы государя, приехать во дворец выглядел бы по крайней мере как публичное прошение об отставке.
Флайер с Шавашем и десятком его охранников приземлился на территории государева дворца рано утром. Дворцовая стража с непроницаемыми лицами проводила прибывших в Павильон Радужного Дождя, где собрались делегаты Федерации.
Стол для заседаний стоял на первом этаже, в Зале Белых Облаков. Иномирцы, рассевшиеся вокруг стола, молча изучали свои блокноты и невольно поглядывали на красивые, чистого серебра кувшины, украшенные изображениями танцующих пав и павлинов, в которых дворцовая прислуга принесла особое дворцовое вино, настоянное на листьях ореха пополам с сосновыми иглами.
Госсекретарь Ходски, видимо, хотел пить: он то и дело окунал свои губы в стакан с вином, нюхал не очень подходящий к переговорам запах и ставил стакан обратно.
Бемиш вдруг сообразил, что переговоры на территории дворца дают Шавашу явное преимущество. Здесь все дышало традицией и империей: вышколенная прислуга поставила на стол дивные кувшины с вином, но и не подумала принести минеральной воды в пластиковой бутылке. И хотя все здесь присутствующие были людьми состоятельными, и один даже чуть не лишился четыре года назад поста за непозволительно большие траты на отделку нового здания Совета Безопасности Федерации, – глубоко чуждое им имперское великолепие этого зала, чешуйчатые рисунки на стенах и серебряные балки, круглые как солнце, не могли не действовать на делегацию, хотя бы подсознательно. Шаваш же бывал в этом павильоне десятки раз. Он был у себя дома.
Далеко за стеной дворца, в Храме Исии-Ратуфы, ударили в бронзовое блюдо, и вслед за жрецами Исии запел и закричал чиновник, возвещая наступление нового утра, двери распахнулись, и в зал заседаний вошел Шаваш. Он был при галстуке и в костюме, и безукоризненно выбрит, однако с его появлением в зале на присутствующих словно повеяло чем-то совсем чужим. Бемиш принюхался и понял, в чем дело: от Шаваша пахло не одеколоном, а дорогим местным благовонием. Бемиш невольно подумал, что это еще больше выбьет членов делегации из колеи, а между тем, когда Шаваш будет давать интервью, он будет выглядеть истым человеком Галактики – благовоние не загонишь в чип.
Произошло некое замешательство, после чего госсекретарь Ходски молча встал, приветствуя Шаваша. То т отвесил ему поклон и занял место посередине стола, напротив Ходски. Бемиш заметил, что нос Ходски настороженно дернулся от незнакомого запаха.
– Мы, – сказал госсекретарь, – выполнили условия террористов и прилетели на Вею. Теперь мы хотели бы услышать ваши требования.
– Мы хотим, – ответил Шаваш, – чтобы вы приняли Империю Великого Света в Федерацию Девятнадцати.
Бемишу показалось, что он ослышался.
– Наше условие прекращения конфликта и освобождения оставшихся заложников, – повторил Шаваш, – принятие империи на правах федерального государства в Федерацию Девятнадцати.
Прошло несколько секунд изумленного молчания. Потом госсекретарь холодно улыбнулся.
– Для этого, – сказал Хаим Ходски, – вовсе не надо было объявлять нам войну!
– Напротив, – возразил Шаваш, – если бы не угроза войны, вы бы даже не стали рассматривать наше предложение. Вы бы живо сосчитали, во сколько обойдется развертывание на Bee всех программ социального обеспечения и улучшения инфраструктуры, – всего, что положено члену Федерации, – и вежливо бы сказали, что моральные соображения заставляют вас отказаться от того, что может быть воспринято как аннексия суверенного государства.
Шаваш улыбался. Бемиш похолодел. Действительно, если Страна Великого Света станет членом Федерации, это решит многие, если не все ее проблемы… Но… Это какая прорва денег! Бемиш представил себе, как босоногому нищему со столичных улиц выдают минимальное пособие по безработице.
– Но… – запнулся госсекретарь, – это беспрецедентно…
– Вовсе нет, – отозвался Шаваш, – в I веке до Рождества Христова латиняне объявили войну Риму с целью заставить Рим дать им латинское гражданство. А во время мексиканской войны в 1848 году радикальная партия Мексики настаивала на аннексии страны Соединенными Штатами. Мне печально, что я, уроженец империи, лучше знаю вашу историю, чем вы, господа.
Бемиш усмехнулся. Это была действительно типичная манера вейского чиновника – ссылаться на прошлое. А Шаваш, улыбаясь, продолжал:
– Представьте себе, что вы отвергли наше предложение и продолжаете войну. В силу известных обстоятельств вы не можете использовать мобильные тактические части. Они ненадежны. В них слишком много уроженцев наших гор. Это значит, что вам придется уничтожить нас стратегическим оружием. Какой чудовищный удар по репутации Федерации Девятнадцати! Вы одновременно продемонстрируете невиданную жестокость, уничтожая совершенно бессильную страну, и невиданную слабость – в самом деле, на каком уровне стоит боеспособность государства, в котором половина отрядов быстрого реагирования состоит из уроженцев планеты потенциального противника! Ваш престиж разлетится вдребезги, Гера и другие ваши враги получат нравственное преимущество; те члены Федерации, которые давно требуют самостоятельности, поспешат выйти из союза, заявив о своем несогласии с политикой центра.
Шаваш помолчал, отпил немного вина, и продолжил:
– А теперь представим, что вы соглашаетесь на наше предложение и Федерация Девятнадцати превращается в Федерацию Двадцати. Какой триумф демократии и свободы! Империя, целая планета, добровольно отказывается от независимости и суверенитета ради гражданских прав в составе Федерации! Федерация не нуждается в оружии – она побеждает примером!
– С ума сойти, – пробормотал госсекретарь.
